XXII
По-настоящему можно наслаждаться только той музыкой, в которой напрочь отсутствуют слова. Всё, что имеет словесность, является высказыванием, обязанным вносить конкретику образности и формировать смыслы. А строгая форма мысли уже не есть слепок передачи души в широком смысле.
Только музыка, написанная с болью и отчаянием, является универсальным языком; можно даже сказать: проводником к струнам чего-то внутри нас, что невозможно объяснить словами.
XXIII
Только середина августа, а с открытых окон повеяло осенью. Нравятся мне похолодания. Сразу в голове отзывается приятная ностальгия, словно мне снова нужно готовиться к школе, где будут новые знакомства, бесконечные разговоры и строгость распорядка дня. Единственный минус – ужасно тянет спать.
XXIV
Формула уважения проста. Например, проявляя пренебрежение к чужой религии, человек проявляет аналогичное неуважение к своей. Занимаясь одним видом спорта и оскорбляя другой, вы оскорбляете и свой любимый вид спорта.
Нельзя быть приверженцем чего-то одного и враждебно быть настроенным к другому. Это откровенный признак невежества, которое не допускает любви. От особей, которые не уважают чужие взгляды, всегда веет липкой мерзостью.
XXV
На незнакомых женщин стараюсь смотреть голодным взглядом. Особенно на поникших и уставших. Я просто хочу вселить этим прекрасным созданиям мысль, что любая внешность несёт в себе прекрасные черты, и такая симпатия рождается лишь в субъективном представлении смотрящего. Я хочу, чтобы даже самые зашуганные женщины почувствовали себя желанными. Разумеется, сначала они увидят моё нахальство, зато после задумаются о своей природной привлекательности, и эта мысль (только может быть) заставит их улыбнуться.
XXVI
Человека поистине можно считать священным скопищем частиц. Кто, если не наше сознание, позволяет существовать всему пространству, богам, прогрессу? Без человека и вечность – ничто.
XXVII
Учусь не бояться выставлять себя смешным, кривым и местами глупым. Пока что меня еще мучает смущение и неуверенность, но когда-нибудь я достигну цели, став подводным камнем.
XXVIII
Как профессия – писательство безнадёжно. Эта словесная архаика, разумеется, сохраняет еще состояние забальзамированного трупа, на который ходят смотреть чудаки, но в масштабах интеллектуального достояния литература уже никогда не выйдет на тот уровень, который был еще каких-то сто-двести лет назад. Как же мне не повезло родиться столь поздно!