Глава 1. Гений-разрушитель
– Товарищи! Вам твердят – «защищайте свою родину, убивайте врага, подчиняйтесь офицерам». А я вам говорю: Родина эта – выдумка буржуазии для околпачивания трудящихся. Честный рабочий не имеет отечества. Его родина – это интернациональная семья мирового пролетариата, стремящегося освободиться от цепей капитализма. Братайтесь с немцами – они такие же рабочие и крестьяне, как и вы. Цели империалистической бойни им так же чужды, как и вам. Не слушайтесь своих офицеров, слуг царского режима и буржуазии. Бросайте фронт и идите к себе делить землю и имущество помещиков!..
…Резкие слова падали, как камни в воду, вздымая хаотические брызги недоумённых мыслей. Я, откровенно говоря, была прямо ошеломлена ими. Всё было так необычайно: на серой башне броневика стоял небольшой человечек в штатском костюме, толстенький, лысоватый, с обыкновенной бородкой клинышком и, размахивая смятой кепкой, бросал в толпу необычайные зажигательные слова.
Мне сперва всё это показалось шуткой, каким-то театральным представлением: эта громадная толпа перед Финляндским вокзалом, алые знамёна, плакаты:
«Да здравствуют Советы Рабочих, Крестьянских и Солдатских депутатов»,
«Долой министров-капиталистов»,
«Мир без аннексий и контрибуций»,
Рёв оркестров, восторженные лица, серый броневик со смешной фигуркой наверху. Но потом я заметила, с какой необычайной жадностью прислушиваются к его словам сотни напряжённых лиц рабочих и солдат, и поняла, что тут ЧТО-ТО есть.
Я помню – был первый настоящий солнечный весенний день. Снег ещё сиял на крышах и в парках, но на петербургских улицах было уже грязное коричневое месиво.
Мы с Лидой, моей сестрой, которая приехала с фронта в отпуск, долго гуляли по Стрелке, и она рассказывала мне свои переживания сестры милосердия. Хотя рассказы её были довольно мрачны, но весеннее солнышко как-то заставляло забывать смысл её слов. Пусть кончался третий год тяжёлой войны, пусть страна начинала лихорадить в первых приступах странной болезни – революции, пусть все были словно помешанными, потерявшими какой-то ориентир в жизни, но солнце пронизывало всех и всё своей радостью, теплом, сиянием. Ну и, конечно, нужно ещё добавить, что мне в то время не было ещё 18 лет, и жизнь представлялась мне чем-то средним между занимательной игрой и весёлым представлением.