Испытываю лёгкую фрустрацию: подготовленная речь, в которой нашлось место отсылкам и к героической истории моего деда-фронтовика, и к анализу общемировой геополитической обстановки, оказалась не нужна.
– Одним? – с трудом подбираю это единственное слово: – Несправедливость.
За соседним столом молодящаяся брюнетка беседует с юным белобрысым мускулистым юношей.
– Какой год? Девятнадцатый? А вид спорта? Борьба? А мама знает? Получил повестку в Украинскую армию? Решил идти не к ним, а к нам?! Молодец! Завтра? Ну, давай. Приходи завтра. Ждём.
В коридоре штаба жду оформления в батальон. Из комнаты в комнату водят помятого человека со связанными за спиной руками. Дверь очередной инстанции закрыта не плотно, и мне слышно, что там происходит.
– Я сейчас тебя на подвал посажу и забуду там… на несколько дней. Без жратвы и воды… – некто, видимо хозяин кабинета, описывает не очень радужное будущее арестованного.
– Если нарушил чё, преступление совершил, так давайте меня к прокурору, давайте обвинение, адвоката давайте, судью – судите! – скорострелом мечет тот, кому угрожают. В кабинете – резкие движения, звучат хлёсткие удары.
– Сука! Адвоката тебе? В стране гражданская война! Сука! Пристрелю! Дневальный! На подвал! – заходится фальцетом начальник. Связанного выводят, он ошалело озирается.
«Вот так – гражданская война. Всё по-серьёзному»: я гляжу в серые, испуганные глаза задержанного.
На крыльце штаба ко мне подходит худой человек с неприятным быстрым взглядом и приглашает в разведвзвод. «Должно быть, бывший мент», – решаю про него и соглашаюсь стать разведчиком. Внезапно к «менту» подходит некто черноусый в застиранной афганке и забирает меня в четвёртый взвод.
– Гена, – представляется он.
Гена похож на армянина – жгучий брюнет, сросшиеся брови, орлиный нос.
– Ну, тебе чё, двадцать лет? Бегать, прыгать, ползать? В тридцатиградусную-то жару? Не потянешь ведь! – поясняет Геннадий моё непопадание в батальонную разведку.
Возразить нечего, он прав – физически я готов слабо. Лишний вес, сердце, склероз – в общем, не Виталий Бонивур, по крышам, отстреливаясь от преследования, не уйду.
– У нас ребята все взрослые, мужики нормальные. Мы пехотой будем. Ты вот скажи, в чём видишь свой воинский подвиг? – озадачивает меня Гена. Без сомнения, Гена в прошлом кадровый офицер.