Когда голоса затихли, я сбросила с лица щекочущиенос сухие листики и спросила:
– Фамильяр ты мой верный, объясни мне, неразумной, какого рожна кот в умертвие превратился? Что-то я не понимаю.
– А я откуда знаю? Да хватит меня вылизывать!– стал отпихиваться лягух,– в его голову я залезть не могу. Только в твою.
Кот поднялся, отряхнулся, лизнул лапу, выпустив огромадные когти, и заговорил.
– Я же по жизни безотказным был. И в люльке меня качали, и в пеленки заматывали, а вишь как. В душе видимо хотел чтобы не меня псы деревенские, а я их на деревья загонял. —закончил философствование Пятнашка,—И куда мы теперь двинемся?
У меня в голове опять звякнули новогодние колокольчики и я в ужасе посмотрела на умертвие.
Из моей груди вырвался долгий, тоскливый стон.
Третье письмо деду, который все берега попутал у себя на Севере сидючи.
« Дорогой Дедушка! Я не поняла! Это типа тот самый котик на толстых лапках из моего новогоднего желания? А ничего что он уже помер? Это из той серии, что на тебе Боже, что самому негоже. Может у тебя забывчивость старческая началась, может тебе витаминки для мозгу попить, Церетон тот же. Ты с мужем моим будущим поаккуратней желание выполняй. Договорились? Твоя Анжи.»
Лягух тоже был не в восторге и недовольно осмотрел почившего питомца:
– Ты чего надумал? У тебя своя хозяйка есть, то есть была. Иди отсюда, мне одному Анжи своей неразумной мало.
–Не прогоняйте меня. Я же социальный. И жутко для вас полезный.
Лягух настороженно, но вопросительно поднял волосатую бровь.
– Меня не надо кормить, а также я могу охранять твое жирное тельце, – и умертвие оскалилось. Страшно стало даже мне от его доброй улыбки.
Фамильяр пару минут обдумывал слова мертвого кота, потом пробурчал, что он совсем не жирный, а накачанный, но смирившись, что нас теперь трое, обратился ко мне:
– Анжейка, ты больше руки свои кривые не распускай. Не надо больше нам никого и ничего исправлять. Кажется, я понимаю, почто правитель на тебя охоту объявил. Ты же что попало можешь сотворить. Угроза ты для королевства. И хватит лежать, вставай давай. Есть хочу.
– Эй, Пятнашка, а ты зайца поймать сможешь?—спросил он умертвие. – Мы с Анжейкой зажарим его и сожрем.
Пятнашка потянулся во всём своем мертвом теле и снисходительно сказал:
– Друг мой белоснежный, во-первых, убийство претит моим моральным нормам, а во-вторых, даже если бы я добыл вам несчастного зайца, вы его со шкурой сырого съели бы? Не наблюдаю я у вас ни ножа, ни артефактов для розжига.