Среди местных причуд и странностей Юджин чувствовал себя как рыба в воде. Может, как раз из-за них. В нем и самом была похожая странность, и Джульетта гадала, хорошо ли он вписывается в свою неведомую жизнь снаружи.
В конце концов они вышли на узкую улицу, где по сторонам тянулись освинцованные окна, за которыми вполне могли жить один-два Боба Крэтчита[3]. Юджин остановился у здания, будто слепленного из материалов и стилей сразу нескольких столетий.
– «Корабельные новости». – Он указал на вывеску над дверью: на ней изображался коренастый человек, который стоял, широко расставив ноги, в манере Джона Булля, а за спиной у него покачивались высокие корабли над белыми барашками волн. – Прошу.
Паб внутри был намного больше, чем казалось с улицы, – однажды кто-то сделал пролом в соседнее здание и расширил зал. Наверху круговая галерея, внизу бар – остров испятнанных столешниц под черным балдахином, похожим на ярмарочный шатер. С потолка свисал колоссальный деревянный канделябр с лампами на месте стародавних свечей и электрическим проводом, который обвивал цепь и исчезал где-то между балками.
Здесь было довольно людно, и Джульетта заметила, что все без масок. Когда они оба сняли свои, обнаружилось, что Юджин моложе, чем она думала, – может, всего на несколько лет постарше ее.
Он улыбнулся ей:
– Так вот ты какая. – Он повесил сюртук на стул и повернулся к лестнице в углу. – Идем, покажу кое-что.
Дверь в конце верхней галереи вела в длинную узкую комнату. Казалось, на ней бар должен закончиться, но арки впереди и слева открывали еще две комнаты. И вот так тут всё? Иллюзия на иллюзии? Джульетта огляделась. Справа ряд деревянных сундуков и облезлых каталожных шкафов, но остальные стены сплошь завешаны бумагой – записи, рисунки, слой за слоем, многие пожелтели и выцвели, как старинные документы в музеях. Плотные строчки наспех накорябанных заметок плечом отпихивали страницы тщательно выведенной пером каллиграфии, а карандашные эскизы боролись за место с угольными или акварельными изображениями танцовщиков.
Джульетта медленно поворачивалась на месте – изображения окружали ее. Размытое пятно темного леса. Мужское лицо – нежность в нем так несомненна, что, кажется, он вот-вот шевельнется и заговорит. Алые и павлиньи оттенки витражного окна. Бронзово-серый набросок Странника – винты и шестерни обведены металлического цвета чернилами.