– Ну и скотина же ты! – Не вытерпел я и кинулся с кулаками на безжалостного проходимца, который, несомненно, преуспев в своём ремесле, взял и исчез, что меня поразило, и я остановился, будто молнией ударенный и ей же приведённый в чувства.
Именно в эту импульсивную минуту я осознал, что всю свою жизнь походил на обезьяну с гранатой, которая всюду таскала её в нагрудном кармане, не зная, когда та рванёт. Я шёл на поводу эмоций, и большинство своих действий совершал неразумно. Бездумно. Позже конечно осознавал всю тщетность своего простодушного сердца, но так и не научился вовремя совещаться с башкой. Проще говоря, общаться со мной всё равно, что запекать картошку на пороховой бочке.
Посудите сами: книга валялась раскрытой, мной же потоптанной и листы её небрежно перелистывал ветер. В их монотонном шелесте слышался зловещий шёпот, будто кто-то шепелявый зачитывал над моей бедовой головой свои несокрушимые проклятья. Стараясь не прислушиваться, я машинально подобрал книгу и тут же захлопнул её, успев заметить исписанные мелким подчерком с отпечатком моей обуви помятые страницы. Шёпот прекратился.
Надо признаться, что я до сих пор не задумывался о жизни после смерти, ведь я не жил, а существовал, как списанная торба. В моём понимании смерть случилась со мной гораздо раньше ещё при жизни, словно я забыл вот так умереть – упасть и никуда не идти. Но теперь я действительно умер, и эта данность меня никак не волновала, напротив, я даже испытывал нечто похожее на умиротворение, ибо теперь не страшился той жизни, которой знал.
– Я даже не смог умереть как все нормальные люди, – вдруг сорвалось с моих уст. Послышались тяжёлые шаги. Кто-то приближался всё ближе и ближе, медленно шаркая одеревеневшими ногами. Этот человек явно измучился влачить обременённое жизнью тело, которое вынужденно оповещать своё присутсвие жуткими звуками. Из-за угла показалась отвратительная мужская фигура омерзительной наружности – его длинное тело было настолько сгорбленным, что он без труда мог поцеловать собственные ноги! Увидев перед собой препятствие в виде обездвиженной тушки, эта мразь облизнулась и зашамкала языком. В его тусклых зрачках блеснула агония наживы, и он как пожиратель падали кинулся к моему телу. Я закричал, но мой крик не подействовал. И тогда я ударил его в грудь – эффекта не последовало. Он рылся в моих карманах, он глумился, рычал и злобными рывками снимал с меня одежду как забирают и вырывают товар в чёрную пятницу!