– Михира… – прошептала она.
– Я с тобой.
Контур отозвался мгновенно. Пол дрогнул, линии на стенах зажглись. Защитная система не включилась – она растаяла. Прана изменила вектор. Не вспыхнула, не сжигала – отступила.
Михира провела ладонью по ободу двери. Металл отозвался, и защёлка сама разомкнулась. Она подняла Прайю, дрожащую, почти без сознания, и понесла её через резервный проход. Ни один сигнал тревоги не сработал. Пламя не среагировало. Оно пропустило.
Она спасла Прайю. Вывела её из сердца системы. Но не ушла сама.
Михира осталась в центре камеры. Встала прямо под линзой записи, знала, что Раджар смотрит. И произнесла:
– Я не искра. Я – пламя.
Эта запись облетела город. Не как приказ, не как воззвание. Как факт.
Внизу, в уличной пыли, над кострами, в квартирах, где больше не молились, её услышали. Впервые за долгие годы пламя не требовало жертвы. Оно говорило.
Позже, Джаян вернулся. Он был ранен, лицо в ссадинах, но в глазах – целое.
– Ты сделала это? – спросил он.
– Да, – ответила она.
За окном Падмасара по-прежнему молчала. Но где-то в её катакомбах прозвучал шёпот:
«Феникс возвращается.»
И этот шёпот больше никто не смог бы заглушить.
ГЛАВА XII
Песчаное устье
Пустыня начиналась не с песка, а с тишины.
Её дыхание ощущалось ещё в предгорьях – как разреженность в воздухе, как едва заметный солоноватый привкус в воде, как тот особый тип звона, возникающий в ушах, когда вокруг слишком много открытого неба. Здесь, за пределами Имперского контура, не было башен, не было пульсирующих зеркал, не следили за шагом и не реагировали на агни-браслеты. Пространство не просто расширялось – оно отпускало.
Михира впервые почувствовала, что не несёт на плечах вес города.
С ними был только ветер. И Джаян.
Он не задавал вопросов. Шёл чуть впереди, с лёгким наклоном корпуса, как будто ощущал, где песок поддастся, а где – подломится. Их путь вёл к восточной границе Империи, в область, обозначенную на старых картах как «Песчаное устье». Никто не знал, почему её так называли: там не было реки, не было порта, не было устья. Но что-то в этом названии ускользающе соответствовало местности.
– Здесь заканчивается язык Империи, – сказал он, когда они вышли к первой линии барханов. – А значит, можно начать говорить иначе.
Михира не отвечала. Она всматривалась в горизонт, где песок медленно перетекал в небо, как будто вся пустыня была чашей, в которой время отсчитывается не по дням, а по линиям ветра.