Карта Падмасары – огромная, выжженная на медной пластине, занимала почти всю стену. Каждое изменение маршрута, каждая точка безопасности, каждый новый участник – отмечались вручную, гвоздем, с осторожностью хирурга.
– Мы растём, – тихо произнёс один из координаторов. – Но это значит, что растёт и риск.
– У нас пока не было утечек, – сказала Талвини. – Но молчание некоторых узлов на юго-западе настораживает.
– Страх? – спросил кто-то.
– Или саботаж.
Слово повисло в воздухе. Не как обвинение. Как вопрос.
В ту же ночь Джаян поймал странный отклик. Один из каналов, обычно безмолвных, начал вещание. Не фрагменты записи – поток. Голос. Но не человеческий.
– Ты слышишь? – спросил он, показывая на спектр.
– Это не сигнал. Это – симуляция сигнала, – ответила Михира. – Кто-то воспроизводит нас.
Они прослушали запись. Слова были похожи: «мы», «вместе», «контур», «без страха». Но интонация – неестественная. Слишком выверенная. Будто каждое слово было вырезано из настоящих голосов и склеено вручную.
– Это ловушка, – сказал он.
– Или попытка повернуть смысл против нас.
Они замолчали. Теперь под угрозой были не только точки – но и сама ткань, та самая, которую они ткали из признания, присутствия, доверия.
На утро стало известно: один из узлов в южной части Падмасары исчез. Не сгорел, не был арестован. Просто перестал существовать. Люди, его составлявшие, были живы. Но молчали. Не отвечали. Не смотрели в глаза. Одна из связных, Партха, прошептала Джаяну: «Они не предали. Они перестали верить».
Это было страшнее предательства.
Михира поняла: дальше идти без слов нельзя.
Она не хотела становиться голосом. Но если нити рвутся – кто-то должен напоминать, что они существуют.
Они собрались в подвале, где стены ещё помнили старые тексты. Рядом – семеро. Разных. Среди них – бывший чиновник, девушка, работающая в ритуальной мастерской, старуха с запылённым агни-фильтром на груди. Все – связующие.
– Мы не даём приказов, – сказала она. – Но если мы перестанем говорить, нас перепишут.
Она говорила не как вестник, не как лидер. Как та, кто держит за руку. Не всех. Одного. Потом другого. Потом – ещё.
– Не бойтесь неуверенности, – сказала она. – Это не слабость. Это топливо. Пламя, которое жжёт только тогда, когда вы перестаёте дышать.
Так родилась новая форма связи. Не передача. Цепь. Она не шла от центра – она кружилась. Каждое звено – не просто носитель информации, а свидетель.