Сознание и взгляд мутнели. Борис чувствовал, как его ноги и руки немеют. Он дышал, но насытиться воздухом никак не мог. Силы покидали его. Он понимал, что если упадет, то только под землю. И тогда юноша выдавил то, что эти двое хотели услышать:
– Я брошу… сегодня… сейчас… всегда, – он верил в эти слова и готов был поклясться жизнью и душой, что говорит правду.
Руки подкосились, и Борис упал лицом на холодный кафель, но не почувствовал щекой ничего липкого или влажного. Он вскочил, словно разбуженный кошмаром. На полу не было пятна. Юноша тщательно ощупал лицо – может, что прилипло – тоже ничего. Виктор одобрительно похлопал его по плечу и сказал:
– Ты большой молодец. Сегодня ты сделал шаг в верном направлении, – на его губах появилась широкая улыбка, которой Борис по-прежнему не верил.
Подмастерье заглянул в глаза татуировщика – обычные человеческие карие глаза мастера, которые были двумя темными кругами на его бледном лице. Борис попятился к выходу. Его руки тряслись и не слушались, но он все-таки смог выставить в сторону Джона и Виктора указательный палец.
– Я ж… Я же… Я же чувствовал, что умираю. Вы меня убить хотели, – паника в его голосе нарастала. – А если бы у меня сердце остановилось? Я же кровью харкал. Где она?!
– Чего не было, того не было, – ответил Джон.
– Как это?! – не унимался юноша. – Было же! Я тут при вас чуть легкие не выблевал. А ты мне говоришь, что ничего не было!
– Да, не было. Это все обман, иллюзия, фокус. Я в этом деле хорош. Самые правдоподобные иллюзии от лавки «ЛИСИЙ ДЫМОК», не отличишь от настоящих.
Юноша посмотрел неодобрительно Виктору в глаза и сказал:
– Скажите, только честно. Вы меня точно защитить хотите? Помочь мне не сдохнуть.
– А что я сделал не так? Ты узнал, что хотел, и даже больше: тебя направили на путь истинный – путь жизни. Сразу видно, что тебя в детстве не пороли: применили боль в воспитательных целях, и ты сразу распсиховался.
Борис успокаивался от его слов, тут нечего было возразить. Но детская обида на этих двоих не унималась в его душе.
– А теперь извинись перед Джоном за то, что обратился к старшему на «ты».
– Не стоит, Виктор. Паренек перенервничал – можно и простить, – хозяин табачной лавки все еще говорил бесцветно, но понемногу проклевывались зачатки эмоций.
– Давай, Борис, извиняйся.