– Терпи ещё пять минут, – улыбнулась мама. – Почти готово.
Алина прижалась к столу всем телом, пытаясь согреться. Ноги в двух парах носков всё равно были ледяными. Дыхание превращалось в пар. В такие моменты она мечтала не о принцах и красивых платьях, как другие девчонки её возраста. Она мечтала о тепле. О горячей ванне. О квартире, где не нужно спать в куртке.
– Бабуль, а в войну было так же холодно? – спросила она.
Бабушка Зина покачала головой:
– В войну по-другому было, внученька. Знали – враг там, за линией фронта. А сейчас… – Она махнула рукой. – Сейчас враги везде. И в правительстве, и в банках, и на улицах. Своих грабят хуже чужих.
– Мама, не пугай ребёнка, – мягко сказала Людмила.
– Да какой она ребёнок? Шестнадцать лет уже. Пора знать, в каком мире живём.
Алина действительно не чувствовала себя ребёнком. Детство закончилось где-то тогда, когда рухнул Советский Союз, а вместе с ним – всё то, что казалось надёжным и вечным. Теперь она была взрослой девушкой в стране, которая каждый день меняла правила игры. Где учителя торговали на рынках, а бандиты ездили на «мерседесах».
Мама выключила духовку и осторожно достала противень. Курица была красивая, румяная, но небольшая – старая несушка, которую забили после того, как она перестала нестись.
– Ножи и вилки слишком холодные, – сказала Людмила. – Будем руками.
Они сели вокруг маленького кухонного стола, освещённого только пламенем конфорок. Мама разорвала курицу на части. Алина взяла кусочек грудки и медленно откусила.
Мясо было жестковатым – старая курица, – но для неё это был вкус счастья. Она жевала медленно, стараясь растянуть удовольствие. Жир стекал по пальцам, но было так вкусно, что хотелось плакать.
– Мам, – сказала она, проглотив первый кусок, – а помнишь, когда мы последний раз курицу ели?
– На Новый год. Котлеты из фарша делала.
– А целую курицу?
Мама задумалась:
– Не помню. Давно.
Они ели молча. За окном выл ветер, где-то капала вода, в соседних квартирах хлопали двери. Обычные звуки девятиэтажки зимним вечером. Но в этом молчании было что-то особенное. Не горе и не отчаяние. Скорее, спокойная грусть и странная благодарность за то малое, что у них есть.
– Это тоже пройдёт, – тихо сказала Алина, сама не понимая, откуда взялись эти слова.
– Что? – не расслышала мама.