Мент нагнулся над Максом и прошептал сквозь зубы:
– Слышь, щенок, не умничай. Это не твое дело, ты понял? Ты НИЧЕГО не знаешь и заткни свою глотку до конца дней своих, иначе они наступят раньше, чем ты думаешь. Я упеку тебя за наркоту, мне навесить на тебя дело – как два пальца, понял? Лучше молчи и делай вид, что ничего не произошло.
Макс почувствовал дрожь во всем теле. Он потупил взор, не выдержав устрашающего взгляда, и проговорил:
– Понял. Но зачем? Нафиг их прикрывать?
– Помнишь Борзого, а?– прошептал мент.
Макс дернулся всем телом и насторожился.
–Знаешь его, ведь так?… Это мой сын!
Макс поднял голову, искривился в лице, помолчал и вдруг выплюнул:
– Надо лучше воспитывать!
– Что ты сказал? – мент схватил его за рукав. – Повтори, щенок!
–Я говорю, воспитывать надо лучше, чтоб ублюдки такие не вырастали! – прорычал Макс, уставившись ему прямо в глаза и лопаясь от злости. Страх почему-то прошел. Вместо него возникла ярость, тупая, непреодолимая, такая, при которой уже не заботит о том, что будет дальше, пусть даже вопрос касается жизни и смерти. Главное – выплеснуть все, что клокочет внутри, пока это не разорвало тебя самого.
Мент отпустил Макса, на какое-то время задержавшись на нем взглядом, потом злобно прорычал:
– Ну, смотри. В общем, я тебя предупредил.
И с этими словами вышел вон, демонстративно хлопнув дверью.
Макс медленно опустил голову на подушку и уставился в потолок. Так, в полной тишине, он пролежал минут пять. И вдруг слезы брызнули из его глаз. Он повернулся на живот, скомкал одеяло и затрясся всем телом в бешеном рыдании. И никого не было рядом, чтоб разделить с ним его боль и страх.
. . .
Прошло какое-то время с того трагического момента. Наконец он нашел в себе силы увидеть могилу Женьки. Это всегда поначалу бывает тяжело.
Первую неделю Максу еще казалось, что все это бред, какой-то глупый дурной сон, что вот-вот откроется дверь, и войдет Женька, живой и невредимый. Ему даже несколько раз казалось на улице, что он видел его, что тот мельком проскакивал за угол или заходил в магазин. Но тут же Макс вспоминал, что Женька больше никогда не сможет ходить.
Макс просто не мог поверить, что того уже нет. Он даже не мог представить, что такое возможно: был человек, только вчера с ним разговаривал, а сегодня уже исчез, канул в небытие, лежит где-то трупом, безжизненным телом. Вроде бы все тот же Женька, руки-ноги на месте, голова – тоже, ан нет! Чего-то не хватает – того, что заставляло бы его двигаться, говорить, чувствовать… Смеяться, плакать… Лежит, не дышит. И ничто не в силах вернуть ему его прежнее состояние.