Павел встал, не в силах усидеть. Прошелся по тесному номеру, листы письма трепетали в его руке. «Оружие». Это слово резануло, как нож. Его брат? Мирный, хоть и странный художник?
«Первая – «Ужас». Не просто страх, Паш. Первобытный, животный ужас, парализующий, сводящий с ума. Вторая – «Отчаяние». Полная потеря смысла, воля к нулю, тяга к небытию… Самоубийство – логичный исход. Третья – «Угнетение». Давящая тяжесть, беспросветность, ощущение ловушки без выхода. Человек гаснет, как свеча. Четвертая – «Ярость». Слепая, разрушительная, направленная на всех и вся. Пятая – «Бешенство». Утрата рассудка, чистая агрессия, звериный инстинкт убийства. И шестая… «Безумие». Полный разрыв с реальностью. Вечный кошмар наяву.»
Павел прислонился лбом к прохладному стеклу окна. За ним текли серые улицы Васильевского острова, тускло светили фонари. А он читал о картинах, убивающих людей. Созданных его братом. Его вечно увлеченным, немного наивным Саней. Это было невообразимо. Чудовищно. Он хотел крикнуть, что это бред, что Саня сошел с ума еще до смерти, что это плод его больного воображения… Но слишком уж все сходилось. Хаос в квартире. Страх. Ребус-предупреждение. Слова старика. И этот сверток на столе…
«Я не хотел зла, Павел! Клянусь! Я исследовал! Но сила… она оказалась страшнее, чем я предполагал. И ею заинтересовались. Очень серьезно заинтересовались.»
Письмо становилось еще более нервным, буквы скакали.
«Сначала пришли «спецы». Вежливые, в строгих костюмах. Представились «научным отделом» одной солидной структуры. Говорили о «национальной безопасности», о «уникальном потенциале для обороны». Предлагали деньги, лабораторию, защиту. Но я видел их глаза, Паш. Холодные. Расчетливые. Они видели в моих работах только инструмент. Оружие для устранения, для подавления, для запугивания. Я отказался. Сказал, что уничтожу все. Они не поверили. Стали давить. Намекать на последствия.»
Павел снова сел, сжав письмо так, что бумага смялась. «Солидная структура». Спецслужбы. ФСБ? ГРУ? Неважно. Суть ясна.
«Потом появились другие. Из… теневого мира. Криминал. Высшего эшелона. Их интересовало то же самое, но для других целей: шантаж конкурентов, устранение неугодных, контроль над людьми. Они были откровеннее. И опаснее. Угрозы были конкретными. Очень. Я понял, что живой я им нужен только как ключ к картинам. А картины… их сила слишком велика, чтобы оставлять их в этом мире.»