Зои остановилась.
– Тейт…
Он приложил ладонь к двери.
И изнутри – кто-то приложил ладонь в ответ.
Точно. По следу.
Через металл.
Он не успел отпрянуть —
дверь щёлкнула.
И открылась.
Дверь открылась без скрипа. Она просто отпустила тьму – как будто её
держали не петли, а память.
Запах внутри был влажным, разложившимся, как будто стены сами по себе
сгнили от воспоминаний.
Зои сделала шаг назад.
– Это… подвал?
– Нет, – сказал Тейтум. – Это… хранилище.
– Чего?
– Тех, кто не должен был вернуться.
Они спустились по металлической лестнице. Свет фонарей прыгал по
ржавым трубам, по следам старой влаги, по кускам покинутых вещей.
На полу – кукла. Лысая. Без руки. Рядом – свёрток. Заплесневелое одеяло, завёрнутое в целлофан.
Он остановился.
– Здесь… было что-то. Или кто-то.
– Лена?
Он не ответил. Только приблизился. Осторожно развернул плёнку.
Внутри – ничего. Только письмо. Завёрнутое в полиэтилен.
Текст – едва читаемый. Чернила растеклись, но слова всё равно выжили.
_Тейтум,
если ты здесь – ты всё-таки вернулся.
Меня больше нет. Не в том смысле, как ты помнишь.
Я – то, что осталось от памяти.
Они держали нас здесь. Как образцы.
Мы были не дети. Мы были экраны.
Нас учили зеркалить боль.
Мы запоминали – и отражали.
Тебя хотели сделать главным.
Но ты убежал.
И я позволила.
Ты думал, что меня убили. Но я была здесь.
Не одна.
С другими.
Мы…
…не все выжили.
Но я помню тебя.
И если ты ещё способен помнить – тогда ты не такой, как они._
Подпись: Л.
Он стоял, держа письмо, как ключ к собственной душе.
Зои присела рядом. Смотрела на него, как на умирающего.
– Она жива?
– Я не знаю.
– Она была здесь?
– Была. Долго.
Он закрыл глаза. Перед ним всплыли сцены – резкие, чужие, но с его
руками, его голосом, его дыханием.
Он сидит перед зеркалом. Смотрит на себя.
А за ним – взрослый голос шепчет:
– Если ты забудешь, ты не пострадаешь.
Если ты запомнишь – ты будешь следующим.
Они продолжили идти.
Коридор сузился. Воздух стал гуще.
И вдруг – дверь.
Не железная. Стеклянная.
Позади неё – комната.
Внутри – кресло. Зеркало. Стены обиты мягкой обивкой, как в
психиатрических камерах.
На полу – рисунки. Детские.
Повторяющийся мотив:
Лицо. Лицо. Лицо. Скрюченные линии. Зеркала. Руки. Нож.
– Они… делали из детей свидетелей, – сказала Зои. – Чтобы оставить
улики… не на улицах, а в умах.
– И если ум разрушается – никто не найдёт тела.