– Дух Пушкина, приди! – провыл Шило ещё раз, форточка скрипнула и чуть шевельнулась, и Зорге услышал, как кто-то из детей от страха выпустил газы. В другой раз это вызвало бы дружный смех, но в этот раз Зорге было не смешно. Он почувствовал движение воздуха на своём лице, а форточка скрипнула ещё раз и открылась шире. Пламя свечи заколебалось, и тени заплясали на стенах и лицах, делая всё происходящее ещё более страшным и потусторонним.
– Он тут, – прошептал кто-то рядом с Зорге.
Иголка задрожала над листом бумаги, а Шило всем своим видом показывал, что едва её удерживает, как будто маленький кусочек металла приобрёл массу рельса.
– Задавайте вопросы, – сказал Шило неузнаваемым голосом.
– «Монтажник» выйдет в первую лигу? – почти выкрикнул мальчик рядом с Зорге, который от ужаса забыл и имя того мальчика, и своё собственное.
Сейчас Зорге не помнил, какие вопросы задавали духу Пушкина, и попал ли «Монтажник» в первую лигу. Руки и сейчас покрылись мурашками от реальности нахлынувших воспоминаний. Он помнил, что в другой раз вызывали Пьяного Ёжика, потом вызывали кого-то, кто бегал по комнате и смешно матерился, а после Конфетной Феи на полу осталась горка конфет московской фабрики «Рот Фронт», что явилось ещё одним доказательством реальности произошедшего, потому что достать эти конфеты во всей области было совершенно невозможно.
Но всё это было для маленьких детей. Нужно было что-то по-настоящему страшное и опасное, связанное с риском для жизни и способное пощекотать нервы не гагачьим пёрышком, а стальной щёткой-смёткой.
Зорге не помнил, от кого впервые услышал о Даме Червей. Скорее всего, от Шило, потому что тот любил всё страшное и таинственное и участвовал в каждом таком вызывании. Поползли слухи, что в прошлом году в соседнем лагере Даму тоже вызывали, и тогда она чуть не унесла с собой в зеркало зазевавшегося мальчика, и теперь у этого мальчика на лице отпечаток её ладони, и он ходит не в обычную школу, а в школу для слабоумных. Впрочем, такие слухи ходили про вызывание любого страшного духа, иначе чем тогда они были бы страшны?
Подготовкой ритуала занялся, конечно же, Шило. Несколько дней он шнырял по закоулкам лагеря с таинственным лицом и то и дело прикладывал палец к губам, мол, никому ни слова. Про унижение и Немца он, похоже, забыл. Через пару дней уже нужно было уезжать, и Зорге уже подумал было, что ничего не получится, как за обедом Шило, проходя мимо, шепнул ему скороговоркой: