Зорге ожидал увидеть кровь и услышать крики, но Немец лишь слабо пошевелил ногами, когда верхняя часть его тела скрылась в зазеркалье. Ветер и шум всё нарастали, и мальчик постепенно начал исчезать в зеркале, руки, ноги колени и ступни. Зеркало ярко вспыхнуло красным, и всё вокруг стало тёмным и тихим.
Перед глазами Зорге плыли красные пятна, потому что он не успел зажмуриться, но он понимал, что всё закончилось. Фонарик по-прежнему лежал на полу, но свет его стал тусклее, видимо, садилась батарея. Зорге потёр глаза. Красные пятна постепенно растворились. Зеркало было целым и блестящим, как и час назад. Только странный смазанный рисунок на полу напоминал о том, что Зорге всё это не приснилось. От Немца осталась только его юла, которая закатилась в угол под батарею.
***
Зорге даже удивился, насколько хорошо он помнит случившееся, как будто его мозг специально всё записывал на видеокассету, а потом спрятал её в самом дальнем уголке памяти. Следующие события Зорге запомнил не так хорошо, например, он не помнил, просидел ли возле зеркала до утра или нашёл в себе силы вернуться в спальный корпус. Помнил, какая поднялась суматоха, когда обнаружилось исчезновение Немца, помнил нескольких милиционеров, но не помнил, что именно им говорил. Сказал правду или соврал, плакал или вообще ничего не говорил, в памяти ничего не сохранилось. Какие-то обрывочные воспоминания, лица взрослых, мужчин и женщин, люди в форме, бегающие дети, запах леса – всё это не выстраивалось в единую картину. Кажется, Шило рассказал милиционерам, что на самом деле произошло, во всяком случае, именно так помнил Зорге, но мальчику, естественно, никто не поверил. Всё закончилось ничем. Зорге смутно помнил какие-то шепотки в городе, но он сам никому ничего не рассказывал. Шило, кажется, тоже ничего не говорил. Точно, Шило потом лежал в какой-то больнице, и в школу пошёл не первого сентября, а уже в октябре. Его потом пытались дразнить психом, но кличка почему-то не прижилась. Шило вёл себя нормально, только ещё примерно полгода был непривычно тихим.
Зорге отделался ночными кошмарами. Они мучили его, а потом отступили, как отступает болезнь. Его детской психике удалось запихнуть воспоминания поглубже и зарубцевать то место, где они раньше хранились. Может быть, именно поэтому все воспоминания о том лете превратились в сплошное серое пятно. Если Зорге сознательно пытался что-то вспомнить, у него ничего не выходило. Только оказавшись в пионерском лагере спустя почти двадцать лет, да ещё и испытывая сильный стресс (новомодное слово, которое навилось Зорге своей жёсткостью и краткостью и ещё тем, что прекрасно описывало его жизнь), Зорге смог заставить память отрыгнуть эти воспоминания обратно, как собака отрыгивает пищу, которую не способна переварить.