– Нет, нет, ничего, – также шепотом ответил Михаил. – Все хорошо, простите, пожалуйста, – и, повернувшись обратно, снова посмотрел наверх.
Видение полностью не исчезло, но поблекло.
Гаврилов закрыл глаза, но даже сквозь прозрачную пелену век перед его взором продолжали проплывать картины его собственной жизни. Михаил отчетливо и ясно понимал, что все то, что он когда-либо думал, чувствовал, мыслил, все его деяния и поступки нескрываемы, и все они рано или поздно будут явлены перед лицом Творца во всем своем неприкрытом естестве. И тот страх и тот стыд, которые он испытал только что, лишь на мгновение представив, что все его греховные помыслы и деяния видны другим людям, есть лишь ничтожная доля того страха и стыда, что придется испытать ему перед лицом Спасителя, когда вся жизнь его явится укоризною и великим стыдом для взирающих на него ангелов, архангелов, пророков, апостолов, мучеников, подвижников и всех праведных. И от этого понимания холод пробежал по всему телу Михаила.