Вскоре болезнь отступила, и врачи с немалым удивлением вынуждены были констатировать, что болезнь не просто отступила, но исчезла без последствий. Организм Михаила полностью восстановился, и он смог не только ходить, но и заниматься спортом.
Окончательно поправившись, Михаил не забыл данного им обещания и ежегодно, в начале августа, он посещал монастырь, расположенный почти в четырехстах километрах от Москвы. Этот монастырь он выбрал сознательно, дабы по дороге к нему успеть настроить себя на общение с Богом и привести в порядок свои мирские мысли.
И сейчас, стоя на краю холма и слушая перед лицом святой обители колокольный звон, он старался очистить свою душу от всех дурных помыслов, чтобы явиться в храм с единственным желанием – угодить Богу.
Подъехав к монастырю и оставив автомобиль немного поодаль, Михаил вошел внутрь. На территории обители было тихо и пустынно, и лишь двое послушников работали неподалеку, возле одной из монастырских построек, старательно перемешивая лопатами цемент с песком.
Медленно пройдя сквозь монастырские ворота с коваными крестами посередине, и полюбовавшись цветниками, огороженными черным низеньким забором, Михаил подошел к массивному каменному крыльцу и, троекратно поклонившись, осторожно толкнул дверь, ведущую в храм. С этого момента Михаил заметно преображался и становился другим. Гордость, решительность и властность, отличавшие его в мирской жизни, исчезали совершенно. Из твердого, нередко вспыльчивого, но и рассудительного человека, отвечающего за свои действия и по многу раз на день принимающего важные управленческие решения, и привыкшего командовать подчиненными, он превращался в спокойного, уравновешенного и смиренного прихожанина, полностью подчинившегося божественной воле. И даже внешне разница между двумя людьми, мирским Михаилом и Михаилом праведным, явно ощущалась. Войдя в храм, Гаврилов переставал быть тем самоуверенным и самодостаточным человеком, каким являлся в миру. Его лицо приобретало черты истинного смирения, а в кротком взгляде отражался не только страх раба божиего Михаила пред лицом всемогущего Творца, но и страстное желание подчинить все мысли свои и дела свои Его всемогущей воле. И в этой целительной кротости и божеском смирении Михаил находил духовное удовлетворение и радость. Он сознательно оставлял всю мирскую суету там, за воротами храма, и, находясь внутри, ярко чувствовал, что никакая сила грешной мирской жизни, кипящей снаружи, не могла проникнуть сюда, в храм, сквозь неприступные стены божественных молитв.