Это было время, когда все казалось простым и понятным; когда некоторые из товарищей все еще продолжали учиться в школе, а кто-то уже поступил в институт; когда вся жизнь еще укладывалась в несложные рамки белых, а не серых будней, и когда каждому из них казалось, что тот пьянительный восторг и ощущение безграничной свободы, внезапно обрушившейся на их головы и осознанной ими, являются их естественным и неоспоримым правом.
Широко распластавшись на теплой траве, густо растущей на вершине самого крутого берега реки Оки, и жадно вдыхая аромат спелых полевых цветов, смешанный с густым, почти тягучим запахом сосновой смолы, и взирая с высоты птичьего полета на всю красоту и неброское величие русской природы, они называли все это великолепие одним, но очень емким и многогранным словом, – воля!
Воля – как много в этом слове разгульных песен под гитару, как много в нем летних солнечных дней, с головою утопающих в зеленой неге хвойных лесов; какой прекрасной и бесконечной кажется воля, когда человеку еще не исполнилось и восемнадцати лет; сколько незабываемых бессонных ночей хранит она в бездонной памяти своей и сколько сладких минут щедро дарит она человеку, знающему лишь одно имя ее; как славно и безмятежно ворожит она русскую душу своими бескрайними просторами; и как же все-таки мала наша жизнь, чтобы вместить в себя без остатка всю широченную даль бескрайних просторов ее естества.
От приятных воспоминаний Егора отвлек яркий красочный плакат, небрежно наклеенный на входную дверь соседнего подъезда. На плакате радостно сияло красными, расходящимися во все стороны лучами, большое желтое солнце, на фоне которого, в огромной чашке размером с человека, находилась целая гора улыбчивых блинов. И через весь плакат, слева направо, написанное яркими буквами, вольготно расположилось жирненькое и с детства знакомое всем слово – Масленица!
Полностью прочитав плакат, Егор узнал, что, оказывается, вся следующая неделя является масленичной и что «не потешить на широкую масленицу – значит, жить в горькой беде и жизнь худо кончить» и еще то, что на Масленицу принято «есть до икоты, пить до перхоты, петь до надсаду, плясать до упаду».
– Вот это да, – произнес сам себе Егор, – как удачно все складывается, только я вспомнил о былом разгуле и праздности, как на тебе – Масленица! Замечательно, просто замечательно, – радостно повторял Егор, – вот и нет больше проблемы выбора. Все решено, я остаюсь здесь – в Москве.