); эта способность была важнейшим дифференциальным (жанровым) признаком книг-полиглотов; существенную роль в «полиглоссии» играли языковые «образцы». В-третьих, изучение языков являлось для Гесснера своего рода πάρεργον, дополнительным занятием, наряду с деятельностью городского врача и насущными заботами члена Республики ученых; материал о языках собирался по случаю, с оказией. Представляется, что все три аспекта, несомненно связанные с биографией Гесснера (которая будет изложена в Главе 3), имели также более общее значение и существенным образом отличали практику изучения языков и их сопоставления в раннее Новое время.
Авторы первых трудов о языках мира охотно черпали готовый материал из доступных литературных источников. Однако интересы ученых-предшественников, работавших в Античности и Средние века, редко касались языков за пределами «цивилизованного» мира, говорившего и уж точно писавшего на латыни и греческом. В результате эти языки ученым-гуманистам XVI в. приходилось «открывать» заново. Постепенно в поле их зрения попали восточные языки оригинала и древних переводов Библии, новые языки европейских народов (независимо от их литературных достоинств), а также языки далеких земель, ставших объектом европейской колонизации. Чтобы получать сведения о языках и диалектах, обойденных вниманием классической традиции, требовалось совершать путешествия, работать с информантами, обмениваться письмами с другими учеными, читать документы, хранящиеся в архивах. Все эти типы источников то и дело упоминаются в тексте книг-полиглотов (как я буду называть их, используя аутентичный термин из приложения к «Митридату»18, повторенный затем в письме Гесснера).
Что же представляли собой такие книги? Если обратиться к титульным листам изданий, мы обнаружим самые разные жанровые определения – «алфавит», «введение», «комментарий», «сокровищница» и т. д. С некоторой осторожностью их можно определить как лингвистические справочники, имея при этом в виду, что содержательно они заметно отличались от привычных нам справочных изданий, подразумевающих алфавитное или систематическое расположение материала, наличие заголовочных слов и дефиниций, библиографических списков и т. д. История книг-полиглотов отражала поиск формы для нового научного материала – сведений об известных языках мира, число которых постоянно росло. Для обозначения самого факта их существования и классификации языков не хватало известных прежде и узаконенных рамок – латинской грамматики, словаря, комментария к Библии или истории народов. Разумеется, постоянно делались попытки применить эти дискурсы к описанию языкового многообразия: этимологии слов и само возникновение языков связывались с историческими и легендарными событиями, составлялись многоязычные лексиконы и т. д. Однако языковой материал поступал в Западную Европу в столь значительном объеме, что начал образовывать некий самостоятельный предмет, для полноценного изучения которого в науке еще не было инструментов и метода.