– Отфутболили, – констатировал Пётр без удивления. – Ожидал.
– И что дальше?
– А дальше пишем в местные органы. Штук десять разом. Где-нибудь да клюнут.
Они писали в райотделы образования Тверской, Смоленской, Калужской областей. Выбирали районы, где война прошлась особенно жестоко – там детей-сирот было больше, а возможностей меньше. Может быть, именно там их инициатива найдет понимание.
Писали каждый день. Иван Артемьевич формулировал, Пётр диктовал адреса – он помнил названия колхозов, деревень, районных центров по всей средней полосе. Память у него была цепкая, крестьянская.
– В Застолье написать нужно, – сказал он как-то. – Деревня в Тверской области, километров сто от Калинина. Хорошее место, земля плодородная. Только война там сильно прошлась.
– Откуда знаете?
– Ездил туда еще до войны, на семинар председателей. Помню, красивая деревня была, школа большая. И учительница там работала толковая – Краснова вроде. Может, и жива еще.
Письмо в Застолье получилось особенно теплым. Пётр добавил личные воспоминания, рассказал про семинар, спросил, как дела у Анны Сергеевны. Профессор написал о своем желании работать с детьми не ради карьеры, а ради них самих.
Ответы приходили разные. Большинство – формальные отписки. Несколько – откровенные отказы: мол, кадры есть, а инвалидов пристраивать не собираемся. Но были и другие.
Из Ржевского района писали: «Предложение интересное. Детей-сирот много, школ не хватает. Готовы рассмотреть возможность организации интерната при одной из сельских школ».
Из Сычевки сообщали: «Нуждаемся в опытных педагогах. Если готовы работать в трудных условиях, приезжайте для собеседования».
А из Застолья пришло письмо, которое изменило все.
Писала директор школы Анна Сергеевна Краснова. Оказалось, она действительно жива, помнила Петра и была готова поговорить об их предложении серьезно.
«Петр Андреевич! Какая радость, что Вы живы. Помню Вас по семинару тридцать девятого года – умный, хозяйственный человек. Про Вашего товарища профессора слышала – уважаемый педагог.
Дела у нас трудные. Деревня наполовину сожжена, народу мало, детей-сирот много. Здание школы сохранилось, работает, но условия тяжелые. Немцы устроили склад, после них – разруха. Места для интерната нет, средств нет, но желание есть. Очень нужны люди, которые детьми занимались бы не от службы, а от сердца.