– Что ж, пока мы ждем наш заказ, может быть расскажешь немного о себе? – в моем голосе звучала пронизывающая неловкость, я впервые я имею дело с незрячими, и ума не приложу, как общаться с Аделин, казалось, общение заходит в тупик с этими глупыми паузами. Когда Аделин смотрела стеклянными бездонными глазами куда-то в пустоту, становилось жутко, она, казалось, обдумывала каждое свое слово, чтобы не показаться глупой.
Неловкость давила, как свинцовая плита. Я чувствовал себя неуклюжим слоном в посудной лавке, боящимся одним неверным движением разбить хрупкий мир этой девушки. Все мои шаблонные фразы, заготовленные для обычного разговора, казались теперь грубыми и неуместными. Как спросить о работе? О хобби? Не заденет ли мой вопрос ее незрячесть?
Наконец, Аделин слегка улыбнулась, и эта улыбка, как луч солнца, пробилась сквозь мрак моей растерянности.
– Знаешь… – Начала моя спутница с сиящими, от света вечерних ламп, глазами. – Я с детства созерцала прекрасное там, от чего другие люди воротили носом. Я люблю все времена года, каждое по-своему. Весна с ее нежным пробуждением, лето с его буйством зелени и ярким солнцем, осень с ее золотым увяданием и тихой грустью, зима с ее хрустящим снегом и морозным воздухом. И все цвета радуги – от насыщенного красного до глубокого фиолетового – каждый из них рассказывает свою историю на этом лазурном холсте.
И знаешь, для того, чтобы видеть эту красоту, совсем не обязательно иметь зрение. – Наконец-то она посмотрела мне в глаза, я смог разглядеть в них вкрапление слез и горесть некой утраты. – Я видела ее своим сердцем. Чувствовала кожей, слышала в шепоте ветра, ощущала в запахе земли после дождя. Красота – она повсюду, нужно только научиться ее замечать. И тогда мир откроется нам с новой, удивительной стороны. – Аделин завершила свой монолог призрачной улыбкой повисшей над массивным дубовым столом.
А я впитывал каждое ее слово, словно завороженный, но с каким-то странным чувством внутри. Будто что-то не давало мне полностью раствориться в её словах. Может, это и была та самая фрустрация, когда ты понимаешь, что не можешь до конца постичь то, что тебе открывается. Она бросала взгляды то на меня, то на остальных посетителей кафе, и в этих взглядах читалось что-то такое… словно она видела сквозь нас, сквозь всю эту суету и обыденность, что царила в этом старом, пропахшем фастфудом и воспоминаниями месте. Казалось, она знала что-то, недосягаемое всем нам.