Двери электрички распахнулись, и я вышел на перрон вслед за другими пассажирами. Сегодня суббота, как и тогда, 19 апреля 1986 года. И наверняка вместе с Ним в поезде, как со мной сейчас, ехали такие же дачники или возвращающиеся со смены в столице работяги.
С одной стороны железной дороги – дома и невзрачное здание местного вокзала. С другой – промзона. За ней, если смотреть чуть наискосок, видны пятиэтажки.
Окраина рабочего поселка Некрасовский, Мытищинский округ Подмосковья, 22 километра от МКАД по Дмитровскому шоссе.
В 1986-м тоже случился в меру солнечный день, как и теперь. Только весна была более холодной, кое-где на земле еще лежал снег. В лесу, в тени деревьев, его вообще было полно.
Но до леса мне еще идти и идти. По перрону нужно двигаться вперед, в сторону области, в конце будет спуск и переход с деревянным настилом через рельсы. Это все я рассмотрел заранее на карте, поэтому пошел вместе со всеми в потоке. Из ближайшей открытой двери было слышно, как тот же женский голос сообщил оставшимся внутри пассажирам: «Следующая станция – Трудовая».
Двери закрылись. «Собака» пришла в движение, набирая ход, и с гулом унеслась прочь.
Сейчас мы уже точно знаем: Катуар стал для серийного убийцы Фишера местом, где все началось и была пролита первая кровь.
Он мог выйти на станцию раньше или позже. Или вообще в тот день выбрать другое направление железной дороги: Ленинградское, Горьковское, Ярославское, Рижское, Курское… Но в итоге оказался на Савеловском. И решил выскочить именно здесь, в Катуаре. Как он расскажет много позже, место казалось достаточно глухим, чтобы попробовать «поохотиться».
«Ка-ту-ар», – повторяю я шепотом, чтобы другие не слышали. Растягиваю это странное слово по слогам, зачем-то пробуя его на вкус. Непривычное для нашего уха сочетание букв. Похожее на какой-то специфический термин вроде катаракты или катарсиса. Хотя на самом деле это фамилия русского купца с французскими корнями, у которого до революции в этих местах были собственные керамические заводы. В свое время Лев Иванович Катуар пожертвовал крупную сумму на строительство железнодорожной станции. Только и всего.
Это очень странное чувство – идти по невидимому следу зверя. По тем же улицам и тропинкам, мимо тех же домов, но только спустя почти сорок лет. Хотя ты понимаешь, конечно, что его шаги за эти годы перетоптаны сотнями тысяч, если не миллионами других ног. Этих следов в физическом смысле уже давно не существует. Ни одна собака не возьмет.