– Спокойно, Сурет, – пробормотала я себе под нос, – просто слишком много впечатлений за последние дни. Никакие это не джины.
И, выдавив улыбку, я направилась в гостиную.
Вскоре ко мне присоединились и отец с Нурби. Они оба были одеты в простые бешметы и черкески, украшенные изящными ножнами кинжалов, и зашли в комнату, обсуждая качества скаковых коней, которых отец Нурби привез с побережья. Я поспешила встать, приветствуя отца. Тот одобрительно посмотрел на меня, сел на подготовленное для него место, а потом дал знак садиться мне и Нурби. Когда все расположились, я подала голос:
– Был ли ваш отдых столь же освежающим, сколь радостным было вчерашнее джэгу?
Отец посмотрел на Нурби, приглашая его ответить.
– Мой сон был тем более сладким, что знал я, что сегодня меня ждет встреча с дорогим отцом и прекрасной гуащэ, – отозвался молодой князь.
– Это честь для нас, что ты гостишь в нашей кунацкой, сын мой, – улыбнулся в усы отец. – По пути сюда мы обсуждали добрых коней. А как ты считаешь, Сурет, что прекраснее: породистый конь или танцующий муж?
– Танцуя, горец не уступает гарцующему коню, а удалой танец настроением повторяет лихие скачки, – я сама не была уверена, что сказанное мной имело смысл.
– Но разве можно уподобить благородного мужа простому животному? – усмехнулся Нурби. Но мне показалось, что подобное сравнение его задело.
– Конь – соратник джигита, его друг и учитель, – парировала я.
– Да, добрый скакун – опора воина, но ему не овладеть танцем, как это может сделать человек.
– Для танцующего юноши важны стать и грация, а многим стоит поучиться им у благородных лошадей, подобных тому, что ходит под седлом нашего пши, – я бросила на отца быстрый взгляд из-под опущенных ресниц. От меня не ускользнуло, что он очень доволен разворачивающимся перед ним представлением.
– Да, альп нашего дорогого отца стоит десятка других коней, но даже он не сможет станцевать зафак.
– Но и мужчина не сможет скакать, как конь. И все же разве не слышите вы в звуках зафака стук копыт и развевающий гривы ветер?
– В твоих словах есть истина, гуащэ, возможно, услышав слова мудрой женщины мне стоит присмирить гордыню и принять учение от моего коня, – Нурби говорил с напускной серьезностью, но в его голосе я слышала иронические нотки. Ему не больше, чем мне, нравилась эта словесная игра, но и он не мог не оправдать ожиданий своего аталыка.