Франц Розенцвейг, в «Звезде избавления», подчеркивает, что откровение всегда происходит в конкретности отношения – между Богом и человеком, а не между Богом и категорией. Любая попытка превратить откровение в общий ресурс – будь то в виде религиозной идеологии, сакраментальной практики или нравственного учения – ведет к разрушению самой структуры присутствия. Пауль Тиллих говорит о религиозном сообществе не как о хранилище Духа, а как о пространстве риска: там, где исчезает риск, исчезает и живое. Дар, данный всем, – это не распределение по праву, а вызов каждому. Но вызов, обращенный ко всем, не может быть услышан одинаково. И если различение стирается, остается только внешняя форма принадлежности – то, что можно повторить, засвидетельствовать, формализовать.
В этом и заключается трагический парадокс христианской универсальности: вера, призванная быть внутренним откликом на необъяснимое, становится набором признаков принадлежности к определенной общности. Прозрачность отклика уступает место кодификации, различение – догмату, живое свидетельство – механизму передачи. То, что когда-то могло вспыхнуть только в одиночестве и под угрозой разрыва с привычным миром, теперь доступно без усилия, без риска, без пустоты. Но это доступность – фиктивна. Она порождает впечатление участия, но не вызывает движения. Она предлагает утешение, но не провоцирует различение и потому она соблазнительна: массовая вера снимает напряжение, которое делает откровение возможным, и заменяет его утвердительным утверждением: ты уже включен, ты уже спасен, ты уже имеешь. Вся внутренняя работа сведена к формальному подтверждению полученного.
Духовная инфантильность, о которой писал Джеймс Фаулер, не возникает на почве незрелости как таковой – она возникает как следствие систем, которые отучают человека от различения. Если все уже определено, если смысл задан, если порядок ясен, то нет нужды быть внимательным, нет необходимости стоять в тишине и нет смысла спрашивать. Но эти состояния – напряженная сосредоточенность, отказ от поспешных ответов, готовность пребывать в неизвестности – являются почвой, на которой вера может появиться как действительное состояние. Все, что делает массовая религия, – это имитирует эти состояния без внутренней глубины, воспроизводит форму без различения. Она предлагает не откровение, а уверенность, не путь, а статус. И потому вера, обещанная как доступная каждому, оказывается недоступной никому – потому что исчезает пространство, в котором она может быть узнана. Отсюда проясняется и замысел этой книги – не как утверждение, а как внимательное сопровождение исчезающего.