Весна. Утренний холодок. Восемь часов.
Мать – тоже высокая, но чересчур худая. Грудь, можно сказать, отсутствует; легкий намек на выпуклость. Глаза бегают, взгляд неуверенный, растерянный. Лицо очень больной женщины. Стального оттенка волосы растрепались, несмотря на сложную систему заколок. Одежда висит на ней мешком, как будто она недавно сильно похудела.
– Рей, – прошептала она заговорщицки; этот тон он с некоторых пор ненавидел. – Рей, послушай…
Он кивнул и сделал вид, что поправляет складки на куртке. Один из охранников ел кукурузные хлопья из жестяной банки и просматривал книжку комиксов. Гаррати смотрел на него и его книжку и в тысячный раз повторял про себя: «Все это действительно случилось». И впервые эта мысль показалась ему не слишком тяжелой.
– Еще не поздно передумать…
Страх ожидания мгновенно вернулся к нему.
– Нет, уже поздно, – возразил он. – Вчера был последний день.
Все тот же ненавистный конспираторский шепот:
– Они поймут, я знаю. Главный…
– Главный… – начал Гаррати и вдруг умолк, увидев, как содрогнулась мать. – Мама, ты знаешь, как поступит Главный.
Еще одна машина остановилась у ворот и въехала на стоянку после положенного мини-ритуала. Из нее выбрался темноволосый молодой парень, за ним – его родители. Все трое постояли около машины, о чем-то совещаясь, как бейсболисты, чья команда оказалась в трудном положении. На спине у темноволосого был легкий рюкзак, популярный среди юношей его возраста. Гаррати подумал, что, возможно, совершил глупость, не взяв с собой рюкзак.
– Так ты не передумаешь?
Чувство вины; чувство вины, скрытое под личиной волнения. Хотя Рею Гаррати исполнилось всего шестнадцать лет, он представлял себе, что такое чувство вины. Миссис Гаррати чувствовала, что она слишком устала, слишком измучена, может быть, слишком поглощена старым горем, чтобы погасить порыв сына в зародыше, погасить прежде, чем вспыхнули экраны компьютеров, явились солдаты в форме цвета хаки и бесчувственная машина государственного подавления начала привязывать к себе ее сына все больше и больше с каждым днем. Вчера же дверь, отгородившая его от мира, с лязгом захлопнулась окончательно.
Он тронул ее за плечо:
– Мама, это моя инициатива. Не твоя, я знаю. Я… – Он осмотрелся. Ни один человек вокруг не обращал на них ни малейшего внимания. – Я люблю тебя, но в любом случае это лучший выход.