– Хайди…
– Ты ешь столько же, сколько всегда. Может быть, даже больше. Видимо, горный воздух подстегивает аппетит.
– Лучше говори прямо. – Он притормозил, чтобы бросить сорок центов в автомат на въезде на платный участок дороги. Его губы сжались в тонкую белую линию, сердце бешено заколотилось в груди, и он вдруг разозлился на Хайди. – Ты хотела сказать, что я большой жирный боров. Вот и говори сразу. Какого черта? Я как-нибудь переживу.
– Я говорила совсем о другом! – воскликнула она. – Зачем ты так, Билли? Зачем ты меня обижаешь? Мы с тобой так хорошо отдохнули, а ты пытаешься все испортить.
Даже не глядя на Хайди, он понял, что она чуть не плачет. У нее дрожал голос. Он пожалел о своих грубых словах, но сожаление не отменило злости. И страха, который таился за злостью.
– Я и не думал тебя обижать. – Он так крепко сжал руль, что у него побелели костяшки пальцев. – Я тебя никогда не обижу. Но когда человек начинает худеть, это же хорошо, Хайди, а ты как будто меня укоряешь.
– Это не всегда хорошо! – От ее крика Билли испуганно вздрогнул, и машина вильнула. – Это не всегда хорошо, и ты сам должен знать!
Она все же расплакалась и теперь рылась в сумочке в поисках бумажных салфеток в своей характерной манере, которая отчасти его умиляла, а отчасти бесила. Он протянул ей свой носовой платок, и она вытерла слезы.
– Говори все, что хочешь, Билли. Злись на меня сколько влезет. Можешь даже испортить мне все впечатление от нашей чудесной поездки. Но я тебя люблю и скажу как есть. Когда люди внезапно худеют без всяких диет, это может быть признаком очень серьезной болезни. Это один из семи первых симптомов рака. – Она вернула ему платок. Когда Билли его забирал, он случайно коснулся ее руки. Рука была очень холодной.
Что ж, слово сказано. Рак. Рифмуется с «ништяк». Рак? Да все ништяк. Видит бог, это слово неоднократно мелькало у него в голове с тех пор, как он встал на весы рядом с тем обувным магазином. Оно маячило, словно замызганный воздушный шарик в руках злого клоуна, и он каждый раз от него отворачивался. Так отворачиваются от нищенок, что целыми днями сидят, покачиваясь, в укромных замусоренных закутках на Центральном вокзале… или от резвящихся цыганят, которых не счесть в каждом таборе. Цыганята поют странными голосами, заунывными, но в то же время чарующе нежными. Цыганята умеют ходить на руках, ухитряясь удерживать бубны босыми грязными ногами. Цыганята жонглируют. Цыганята утрут нос любому из местных мастеров фрисби; они запросто крутят одновременно по две или даже по три пластиковые тарелки не только на пальцах, но и на носах. Они смеются, проделывая свои трюки, и кажется, будто у них у всех либо какая-то кожная болезнь, либо косоглазие, либо заячья губа. Когда видишь такое причудливое сочетание прыткости и уродства, можно лишь отвернуться. А что еще делать? Нищенки, цыганята и рак. Даже этот поток беспорядочных мыслей напугал Билли.