Степан понимал, что эта женщина могла стать его следующей жертвой. Поражая себя, он осознавал эту возможность, чтобы отточить свои методы до совершенства. Он не испытывал ни жалости, ни сожаления, оставаясь пленником расправы, влекомый к тьме. Она становилась символом, которая почти связывала его с проводником к очищению – чистоте, которую он искажал, чувствуя, как нити управления стягиваются вокруг неё.
Каждый вечер Степан вновь возвращался к её улыбке и глазам, полные надежды и веселья. Он продолжал примерять разные сценарии, продумывая идею о том, как бы он шагнул за рамки искусства и стал мастером не только стрижки, но и манипуляцией судьбами. Эта женщина возбуждала в нём нечто такое, от чего ему становилось жутко приятно – это было не только желание, но и жажда контроля.
Он представлял её, сидящей перед ним – когда свет отражается от её прически, и от острия ножниц. Это было бы зрелище – он бы продолжал свои действия, укрывшись тенью, какой он всегда делал. Он ощущал, что это был его шанс стать по-настоящему великим, когда в его сознании мелькали мысли о её будущем – её безвозвратном безумии.
Степан не замечал, как окружающий его мир меняется, и как назревающие страхи погружали его в водоворот черной дыры. Очищение, которое он знал, всегда было лишь призраком. Он надеялся, что, оказавшись в полной власти тьмы, он сможет обрести всем своим кошмарам ясность. Каждый раз, когда он думал о ней, мысль о том, как она может стать частью его темного искусственного мира, обострялась.
Материя её бытия становилась частью его портрета. Он напоминал себе, что успех в этом темном аспекте жизни – это лишь вопрос возможности взять на себя её судьбу. У него были все средства: креативные провокации в стрижке, волшебные движения ножницами. Никакие темные апостолы его ни разу не остановили, и каждый звук сердца, каждый взгляд на её прекрасное лицо, лишь подогревали его желание ее заполучить.
Пока его мысли крутятся вокруг образа этой женщины, он ловит себя на том, что стоит на грани – вся красота, которую она несёт, как будто создает идеальные условия для его планов. Ужас, смешанный с восхищением, терзали его, поддерживая в неведении о конечной цели. Степан долго задавался вопросом о том, что ждёт незнающую обыденность, о том, как его замысел приведет к тому, когда он снова увидит её лицо на следующий день. Он и не догадывался, что именно чистота в её красоте надолго останется в его памяти.