Обратной дороги Сэйке не помнила. Шла и шла, сжимая в руках тушки выек, привычно избегала совсем уж нечистых лесных тропинок, и всё думала о пугающем требовании Алви.
Никогда ни одна Знающая не уходила от своего дома и образа Предвечной, от тех, кого клялась защищать и оберегать от подземья. Сэйке помнила, как несколько вёсен подряд Ойган, растерявшая силу ног за годы служения, просила вынести себя на мыс, подолгу сидела там и жадно глядела на огромные корабли южан. Однажды совсем молодая и оттого кажущаяся себе неописуемо важной Знающая спросила у наставницы: что такого она видит в этих чудных чёрных людях и их кораблях высотой с два дома, а длиной так и все десять? Ойган тогда – не сразу и неохотно – сказала, что и сама не знает того и никогда за дальние урочища не выходила, и судьбой своей довольна, но что-то тяжко щемит в груди, когда остроносые корабли поднимаются вверх по реке. Сэйке запомнила её слова, но не поняла: чудные чёрные люди казались порождениями подземья, неведомо как завладевшими божественными камнями и снадобьями, и вызывали только лишь отвержение. Даже сейчас, спустя три весны после смерти наставницы, Сэйке боялась мира за пределами Засвейтья и не понимала его. Но разве станешь спорить с Алви?
В урочище было шумно, словно день Долгого Света тоже настал раньше обычного: радостно болтали взрослые, гомонили дети, в большом общинном очаге тлели угли, а над ними истекал жиром громадный кабан. Сэйке хотела было ускользнуть к себе в домик, оставив разговор с соседями на утро, но её заметили раньше.
– Даже Ойган так не могла!
– Да даже древняя Майе! Слава Сэйке, прозорливой и говорящей!
Туган-кузнец, самый уважаемый мужчина урочища, пробился сквозь многолюдье, выставив перед собой прут с жареным кабаньим сердцем.
– Берёза оказалась какая надо: мощная, в меру раскидистая, не покрытая метками дятла. Хорошая будет делянка. А когда мы уже к урочищу путь держали – выскочил перед нами кабан. Мы уж Ящеру в пасть собрались, а кабан скосился на нас и издох. Мы его хотели сначала тебе показать, но как увидели Ящера – поняли, пошла ты в тайное место, с богами говорить. Знать, удачен был разговор, и кабан этот – знак.
Сэйке приняла прут, откусила от сердца и, глядя на неотрывно глядящих на неё соседей, поняла, для чего тарпыг выгнал в лес этого кабана.