Профиль польки - страница 24

Шрифт
Интервал


                                      * * *

Она жила в трёх странах и во всех трёх на обочине: жизнь проносилась мимо, а она медленно старела, продолжая мечтать о переменах, и даже соседка старуха, прожившая малоубедительную жизнь, не отвратила её от этих мечтаний. Подобного рода романтизм сродни глупости, но именно он помогает не впасть в отчаяние и продержаться до того возраста, после которого уже всё равно, какая у тебя была жизнь – интересная или скучная; все одинаково сидят внутри своей старости и немощи, в плену воспоминаний, но воспоминания не материальны, что свои, что чужие – всё это уже как бы не про нас, время смещает акценты и затуманивает события, оставляя одни недоумённые вопросы: неужели это было с нами? неужели это было со мной? неужели это вообще было?

                                      * * *

Абсолютное одиночество – это когда тактильный голод достигает такой силы, что однажды не выдержав, человек записывается на массаж не ради здоровья, а ради человеческого же прикосновения. И здесь может и не быть сексуальной подоплёки.

                                      * * *

После премьеры одного фильма о потусторонней жизни зрители выражали недовольство тем, что привидения были показаны недостоверно. Довлатов с его ангелом в натуральную величину, оказывается, совсем не одинок.

                                      * * *

Высшая точка советского цензурного идиотизма. У Рассадина прочла, что когда готовилась к печати книга Чуковского «Вавилонская башня», пересказ для детей библейских легенд, цензоры потребовали убрать всего два слова: «Бог» и «евреи». Риторический вопрос к опальному Богу – Господи, ты после этого смеялся или плакал?


                                      * * *

Никогда ещё человеческая глупость не была так заметна, как после изобретения интернета. Впервые человек получил возможность прокричать свое маленькое – я есмь – на такую большую аудиторию. Отчего впал в состояние непрерывной эйфории. Захочу, напишу хамоватое «фи» кому угодно и о ком угодно. Но в большинстве своем просто никчемное – что ел на завтрак, на каком пляже грел свои чресла, как кого-то бросил ты, как бросили тебя. Кого это интересовало раньше, кроме десятка родных и знакомых? А тут сонмы. И поклонников, и насмешников. И равнодушных, но прочитавших. Публичный эксгебиционизм как форма современного существования социума.