И если на один вопрос ты ещё можешь ответить («почему у нас нет углов?» – «потому что ты бы о них бился»), то на другие… увы.
– А если у молекул нет смысла, зачем они тогда объединяются?
– Почему мне хочется грустить, когда я вижу, как ты моешь посуду?
– Можно ли стать паром, если очень устать?
Журбун попытался вспомнить, что говорили древние.
И вспомнил старую поговорку:
«Молекула – не смысл. Но если сильно сжать, станет теплее».
Он усадил юнидотов в круг. Раздал каждому по ложке и по кусочку мёда.
– Смысл не в молекулах, – начал он. – А в том, как ты ими шевелишь.
– То есть?
– Вот мёд. Он – просто молекулы. Но когда ты его ешь и улыбаешься, он становится моментом. А моменты – это и есть смысл.
– Даже если он капнул на пол?
– Особенно. Потому что если мёд не жалко, значит, тебе хорошо.
Юнидоты посмотрели друг на друга. Потом на Журбуна. Потом на мёд.
Потом один сказал:
– Значит, когда ты на нас орёшь – это не молекулы гнева, а просто плохо прожитый момент?
Журбун замолчал.
Потом встал.
Налил чай.
Принёс тёплые тряпочки и обнял всех сразу.
Сразу пятерых.
– Простите, – сказал он. – Иногда я забываю, что вы не просто шум.
Вы – моя любимая молекулярная каша.
И с тех пор, когда кто-то в доме спрашивал:
«А есть ли смысл?»
в ответ звучало простое:
«Да. На кухне. Второй ящик слева.»
Молекулярно ваш, Журбун.
ГЛАВА 3: ОТКУДА БЕРУТСЯ ЮНИДОТЫ
(или почему иногда проще собрать вселенную, чем ответить на детский вопрос)
Всё началось с того, что один из юнидотов (кажется, тот, который состоит на 70% из шепота) спросил:
– Пап, а мы откуда?
Журбун замер.
Он не боялся смерти, тьмы, перебоев в пылесосе и даже математических снов,
но вот вопрос «откуда берутся дети» в любой части космоса звучит одинаково – как звуковой пинок в мир неловкости.
– Ну… вы как бы… материализовались, – начал он осторожно.
– Ага, – сказали юнидоты. – А ещё?
Журбун задумался. Глубоко. В себе.
Он вспомнил, как это было.
Как он сидел на тёплом боку планеты и мечтал, чтобы кто-нибудь рядом был,
не для пользы, не для логики, а просто – чтобы разлить чай и молчать в две чашки.
И вот – бах.
Пузырь расширился. Появилась форма. Потом – ещё.
Юнидоты. Один за одним.
Кто-то – как сон после каши.
Кто-то – как ошибка в рецепте, но милая.
Кто-то – как «ты точно моё, хотя я не знаю, как это получилось».
– Вы появились, когда я слишком сильно захотел, чтобы стало теплее, – наконец сказал он.