Опустила меня, я перестал.
– Пусть он посидит тут, мама, – сказала Кэдди. – Насмотрится на огонь, а уж после можно будет вам и учить его.
– Кэндейси, – сказала мама. Кэдди нагнулась, подняла меня. Мы шатнулись. – Кэндейси, – сказала мама.
– Не плачь, – сказала Кэдди. – Тебе и сейчас огонь видно. Не плачь.
– Веди его сюда, – сказала мама. – И не смей брать на руки. Он слишком тяжел. Еще позвоночник себе повредишь. Женщины в нашем роду всегда гордились своей осанкой. Хочешь сутулой быть, как прачка.
– Он не тяжелый, – сказала Кэдди. – Я его и на руках могу носить.
– А я запрещаю тебе, – сказала мама. – Пятилетнего ребенка на руках таскать. Нет, нет. Только не на колени мне. Поставь его на пол.
– На колени к маме, тогда он замолчал бы, – сказала Кэдди. – Тсс, – сказала она. – Сейчас вернемся к огню. Погляди-ка. Вот подушечка твоя на кресле. Видишь?
– Прекрати, Кэндейси, – сказала мама.
– Пусть смотрит – плакать перестанет, – сказала Кэдди. – Приподымитесь чуточку, я вытяну ее. Вот она, Бенджи, смотри!
Я на подушечку смотрю, не плачу.
– Вы ему чересчур потакаете, – сказала мама. – Ты и отец твой. Вы не хотите сознавать, что последствия лягут всей тяжестью на меня. Вот так же бабушка избаловала Джейсона, и пришлось его целых два года отучать. А для Бенджамина у меня уже нет сил.
– Да вы не бойтесь, – сказала Кэдди. – Я люблю с ним нянчиться. Правда, Бенджи?
– Кэндейси, – сказала мама. – Я ведь запретила тебе коверкать его имя. С меня достаточно того, что отец упорно называет тебя этой твоей глупой кличкой, а Бенджамина не позволю. Уменьшительные имена вульгарны. Они в ходу лишь у простонародья. Бенджамин, – сказала мама.
– На меня смотри, – сказала мама.
– Бенджамин, – сказала мама. Взяла мое лицо руками, повернула к себе.
– Бенджамин, – сказала мама. – Убери эту подушку, Кэндейси.
– Он плакать будет, – сказала Кэдди.
– Я сказала: убери подушку, – сказала мама. – Его надо научить слушаться.
Подушечка ушла.
– Тсс, Бенджи, – сказала Кэдди.
– Отойди от него, сядь вон там, – сказала мама. – Бенджамин. – Держит мое лицо близко к своему. – Прекрати, – сказала. – Замолчи.
Но я не замолчал, мама обняла меня, заплакала, и я плачу. Вернулась подушечка, Кэдди подняла ее над маминой головой, подложила, притянула маму за плечо, и мама легла в кресло, плачет на красной и желтой подушечке.