– На фонтан похоже, Сём, – запищал Котя. – Правда же?
– Представь, что звёзды падают, – Семён потрепал его по голове. – Можно желание загадать.
Чтобы не толкаться у окон, Игорь решил смотреть фейерверк из своей комнаты. Он тихонько открыл дверь и не стал включать свет. Его встретили привычные очертания кровати, стенки, письменного стола. По случаю приезда гостей на полу постелили матрас, а кресло разложили, чтобы можно было спать. Игорь знал здесь каждый сантиметр. Но, стоило ему шагнуть в мягкий сумрак, как он скривился, шипя от боли. Что-то впилось в стопу. Под ногами захрустели осколки. Гости что, расколотили люстру? Игорь щёлкнул выключателем.
Свою коллекцию, оскверненную, уничтоженную, он узнал сразу же. Такое нельзя сделать случайно. Можно было подумать, что в комнате случилась гигантская игрушечная авария, полная кровавых жертв. Выломанные дверцы, разбитые стёкла, отколотые фары и номера, выпотрошенные коробки лежали на полу безобразным месивом, как неумело порубленный салат оливье.
Выстрелили за окном петарды. Белая вспышка холодной ярости ослепила Игоря. На миг заболела голова. Он представил, как Котька, обиженный и заточенный в комнате, методично ломает одну модельку за другой. Отковыривает номера. Развинчивает колёса. Ногтями сцарапывает краску.
Ледяной ком в животе всё рос и рос. Теперь там был уже не маленький сугробик, а целый снеговик. Изуродованный злыми мальчишками мстительный снеговик с рябиновыми потеками на щеках.
С тошнотворным чувством Игорь вернулся за стол. Он никому ничего не сказал. Праздник продолжался.
Дядя Николай открыл бутылку шампанского, пробка выстрелила в люстру, мама запричитала. По телевизору началась «Ирония судьбы». Таньку погнали спать. Котька остался, потому что никто не следил за его режимом, но скоро и сам задремал на диване, закутавшись в покрывало.
– Сиди, мам, я его уложу, – сказал Семён.
Он осторожно подхватил брата прямо вместе с покрывалом, чтобы не разбудить. В его сильных, мускулистых руках пухлый Котя казался крошечным, как игрушечный пупс. Семён улыбнулся мягкой, светлой улыбкой, которая редко появлялась у него на лице. Тётя Людмила рассеянно кивнула, смахивая слезу над тарелкой солёных огурчиков. Дядя Николай по обыкновению начал посапывать, запрокинув желтоватое, похожее на луковицу лицо.