– Держи, старый, – сунул Бальзар между прутьев половину хлеба и кусок сыра.
– Благодарю тебя, сын Первой Матери, – едва слышно шепнул тот, бросив быстрый взгляд на монахов. Но никто одергивать эльфа не стал, и старик все же забрал еду. Разломил надвое, отдав большее ребенку, и жадно укусил хлеб, так же как Бальзар недавно, сперва уткнувшись в него носом.
От такой благодарности Бальзар застыл на мгновение. Как раз хватило, чтобы увидеть, насколько пленники изголодались. Но тут же отступил, вернувшись к лежанке. Давно не слышанные слова благодарности темных эльфов вернули запрятанную глубоко в сердце тоску.
***
Утро встретили уже в седле. На этот раз, было оно гораздо приятнее. Пели птицы в голых еще, но уже словно подернутых салатовой дымкой кустах. Шелестел в вышине ветерок, приносивший с собой запах мокрой земли и прелой листвы. От него было еще зябко, но чувствовалось, что пройдет чуть-чуть и обласкает мир весенним теплом.
Утром Бальзар отдал пленникам очередную часть своих запасов и с тоской размышлял, что так придется или просить монахов в деревни заезжать, что они навряд ли сделают. Либо охотиться. Отчего-то делать это такой приятной порой эльфу не хотелось.
Задумавшись, он не сразу заметил перемены. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее окутывало тепло, заставляя сбросить плащ, закрывавший его с головой. Но птичьи трели сменились далеким ревом водяного петушка. Птичка та не редкая, но живет у болот, а от Кенржа место такое далековато. Чуть погодя потянуло и тиной, и открытой, свежей водой, и разом грязью, не полевой, но той, что на заболоченных местах бывает.
Когда понял, что не так, вскинул взгляд, осматривая густые, казавшиеся непроходимыми кусты по сторонам. Расплылся в хищной улыбке, внутренне ухохатываясь. Кто-то всех их перекинул от тракта. Причем так ловко, что даже он ничьих сил не заметил. А ведь эльф, не человек.
Он хотел уже окликнуть монахов, но те и сами стали замечать странности. Закрутились, заговорили, а после и вовсе остановились, переговариваясь. Бальзар не мешал. С едким довольством смотрел на их растерянность.
Старший тронул коня, поворачивая. Подъехал к нему и, хмурясь, спросил:
– Ничего не замечаешь?
– Вижу, отчего ж? – оскалил он клыки в довольстве.
– Что видишь? – процедил монах, бросая быстрые взгляды на прислушивающегося старика.