Сегодня, в новом-старом дне, наступившем после встречи отца и сына, Наталья, женщина в самом расцвете лет с постоянно кардинально меняющимся имиджем и неизменными очаровательными ямочками на щеках, которые повезло унаследовать и Саше, отваживается примерить на себя роль примерной жены, счастливой матери и хранительницы домашнего очага. Она получается у нее, откровенно говоря, не слишком искренне, и Александр, морщась, но послушно глотая патоку фальши ее приветствия, по приходе домой небрежно чмокает мать в напудренную розоватую щеку и спешит в свою личную обитель, стараясь как можно быстрее скрыться от назойливых проявлений актерской заботы и театральной нежности.
– Даже платье надела, – неожиданно раздраженно проговаривает он в душную тень под окном, до побеления костяшек сжимая в руках новый-старый фотоаппарат, – розовосопляцкое. В белый горошек, когда вчера нацепила куртку с шипами, а потом готовила омлет под «Короля и Шута».
Безумная какофония материнских типажей успела наскучить и разозлить быстрее, чем он мог бы предположить. Неужели придется снова волочить ноги к отцовской перманентности, пялиться на выжженный ревнивым краснодарским солнцем сад и ныть о причудах семьи, в которой ему довелось вырасти, но не родиться? Он стискивает зубы и зажмуривается. Под веками, густо увитыми плющом голубоватых вен, пляшут острые искорки.
Да, типичные подростковые проблемы типичного старшеклассника типичной школы, расположенной в типичном крошечном городке на Юге России. Но кто сказал, что от этого легче? Когда вообще умаление проблемы решало саму проблему?
– Сынок, пойдем ужинать, – разливается мед голоса матери за дверью. – Мы с твоим папой очень хотели бы отметить твое успешное поступление в лучший медицинский университет Санкт-Петербурга!
«Твоим папой».
Сашу передергивает.
– Скорее с твоим мужчиной, чем с моим папой, – с бессильной злостью шепчет он в пыльную темноту. Затем глубоко вздыхает и пробно вытягивает полные губы в искусственно дружелюбную улыбку: еще немного потерпеть, еще каплю вытянуть, и этот театр на вечных гастролях закончится…
Но что, если вся жизнь – один большой театр и, сбежав от матери, отца и Константина, он не сумеет скрыться от масок, которые ему приходится надевать?..
Что, если смысл жизни – это безупречно отыгранные роли, вроде тысяч различных копий нас самих в мыслях знающих не нас людей?