Продается отличная поддержанная машина. Будем рады сделать ее вашей! Звонить по номеру +7 861 66 73 42, позвать Костю.
Они продают его машину ради их ребенка… В голове застучало, словно молотком. Не помня себя, Саша с обессиленным криком пинает дверь «семерки». Предательство! Сначала отца, теперь матери… Нет, он больше не сможет здесь жить. Никогда!
Наталья и Константин выбегают в уже пустой двор. Ленивый ветер шевелит сочную зелень деревьев и сорванное объявление. Природе нет дела до необъятной пропасти, разверзшейся между сыном и его родителями.
– Наташенька, он просто побродит, переночует у одноклассников и вернется. И все будет как раньше: мы с тобой, Саша и малыш…
Над космической бездной одной из урн вокзала медленно догорает фотография. Ревнивый огонь уродует фальшиво безупречную красоту семьи из трех человек на снимке, сделанном во время празднования дня рождения подставного отца семейства: Саша между родителями, Наташа с очередным букетом, Костя с глупой улыбкой.
Пепел фотографии развеян вместе с мечтательным туманом прошлой жизни.
No care, no care in the world
No care, no care in the world
I don’t care, I don’t care anymore
I don’t care, I don’t care
Daughter – No care
Саша просыпается на одной из многочисленных привокзальных остановок от того, что его кожа больше не может выдерживать соприкосновения с до предела нагретым солнцем дерматином сиденья мчащего в Петербург поезда. Он, кое-как открыв глаза, покрытые высохшей соленой поволокой, машинально сдвигается в сторону прохладной тени, с силой трет раскрасневшуюся кожу колена и, заглядывая в экран смартфона, бездумно удаляет десятки уведомлений о чьих-то звонках.
В мыслях горьким привкусом возникают неясные очертания прошедшего дня, которые Саша поначалу не может детально воскресить в памяти. Он плохо помнит события вчерашнего вечера. Первобытный гнев, ненависть к своей судьбе, многолетний стыд за бесцельное прожигание своей и родительских жизней смазались в одно-единственное, уже успевшее потускнеть перед заспанными глазами пятно.
Однако пускай все действия, приведшие его на эту остановку на совсем уже небольшом расстоянии от города его мечты, были совершены в некоем состоянии аффекта, сейчас, трезвым умом, они не расцениваются им как совершенно напрасные. Постепенно отойдя от превалировавшего эмоционального восприятия ситуации, он осознает масштабность той точки, которую поставил в одной из глав романа своей жизни, и… Нет, пожалуй, не жалеет о ней. Ему в какой-то степени печально за призраки счастливых и не очень воспоминаний, которые он так безответственно оставил в жарких туманах Тихополя, но не более. Он смутно уверен в том, что именно в Петербурге проживет те события, которые способны будут изгнать все злые тени прошлого. Теперь его дом – неизвестный город с миллионами незнакомцев в нескольких сотнях километров от этой стоянки.