Наверное, это единственные 9 месяцев счастья женщины. Она каждое утро просыпалась ради него, говорила с ним, поглаживая животик, улыбалась блаженно и целый день ходила пела песни, смеялась, была счастлива. Она улыбалась каждому лучу солнца, была нежна и ласкова и с мужем, и с родными мужа, и с животными, и со всем миром. Глядя на неё и не зная её судьбу, все, наверное, подумали бы «какая счастливая женщина». Её глаза сияли особенным светом, щёки были румяные и свежие. Она как будто только начала жить, как будто только вышла замуж и это её первенец. И муж не был уже так противен, как будто жизнь заиграла новыми красками. И когда пришел срок рожать, она с особенным счастьем и упорством родила этого малыша. Родился мальчик, маленький, немного недоношенный, но живой.
Кайша плакала от счастья, прижимая его к себе так крепко, как будто только стала мамой и впервые в жизни она была так счастлива. И это счастье она чувствовала всем сердцем.
Малыш прожил ровно неделю. Ночью на седьмой день, когда Кайша спала, ей внезапно стало холодно, тело сжал жуткий холод. Она соскочила с кровати, подбежала к люльке, и всё поняла. Она не один раз видела, как остывало тело мла-денца.
У неё не было слёз. Только дикий вопль вырвался из груди женщины. Утром пришли люди, все её успокаивали, говорили «молодая, родишь ещё». Кайша безмолвно сидела возле тела её Жалғаса («продолжение» в переводе). Когда люди более-менее перестали приходить, женщина молча встала, пошла в комнату, надела белую сорочку, подаренную матерью, когда она выходила замуж, заплела косы, надела самое красивое платье и белый платок на голову. Она не видела ничего и никого вокруг. Смотрела прямо перед собой. Так же, молча, она взяла тело своего младенца, завернув его в одеяльце, незаметно вышла из дома. Никто не обратил внимания, все были заняты суетой предстоящих похорон.
Кайша тихо шла в сторону реки. Ветер трепал выбившиеся из-под платка волосы. Женщина смотрела прямо перед собой куда-то вдаль. У реки был обрыв, с которого ей, бывало, хотелось спрыгнуть, но всегда держали дети, любовь к ним. Её счастьем были они. Не знала женщина больше ничего и даже не пробовала какое-то другое счастье.
С широко открытыми глазами она начала громко петь песню, колыбельную своему сыночку. Её лицо было белым и как будто безжизненным, взгляд был стеклянным. Она медленно подошла к обрыву, резко закончила петь. Посмотрела на небо, на мёртвого сына, обняла его сильнее и прыгнула вниз, крепко прижимая к себе.