– Ну почему ты, сука, такой кобель! – всхлипнула Марина. Ей вдруг захотелось принести нож, которым она пыталась вскрыть Ферби, и воткнуть мужу в грудь. Или положить подушку ему на лицо и придавить. Или перетянуть гирлянду на шее и затягивать, затягивать, пока он не задохнется.
Глеб будто почувствовал: резко и шумно вздохнул, захрипел, схватился за грудь и скорчился в позе эмбриона.
– Эй, ты чего, – испугалась Марина.
Он замер и лежал, будто бы не дыша.
– Эй! – ей показалось, что он умер.
«Вот дура! – думала она, – „Виагра“ и снотворное – это же нагрузка на сердце! А он-то уже не мальчик». Что, если она убила его?
Марина отступила на шаг, еще один, споткнулась о кресло. От страха заболело в груди. Будто его сердечная боль передалась ей. Боже мой! Что же она наделала! Убила отца своих детей!
– Глеб! Глебушка?! Проснись, – тормошила она его.
Он безвольно лежал, бледный, холодный. Тело его стало дряблым, будто обмякли разом все мышцы. Но он дышал. Под веками быстро двигались зрачки.
– Живой! Живой! – шептала Марина. – Глебушка, хороший мой. Что же я наделала!
Она принесла мокрое полотенце, тоник для снятия макияжа, ватные диски. Отерев его всего полотенцем, укрыла одеялом, смыла косметику. Потом легла рядом, обняла, прижалась и закрыла глаза.
Они проспали до одиннадцати. У Марины с похмелья гудела голова, но она все равно была счастлива. Глеб, растерянно улыбаясь непривычной жизнерадостности жены, и, похоже, ничего не помнивший из ночных приключений, с аппетитом ел омлет.
– Слушай, а паштет остался? – спросил он.
– Мне от него плохо стало. Я его выкинула. Прости.
– Все же заревновала, да?
– В смысле?
– Я-то думал, ты меня совсем разлюбила.
– Так, дети, идите смотреть мультики. А ты рассказывай.
– Что рассказывать? Ты – начальник аналитического отдела. Хорошо зарабатываешь. Красивая. Ухоженная. А я? Ты же не смотришь на меня в последнее время. Вот я и решил проверить, есть ли у наших отношений пульс. А то, может, пациент уже умер.
У Марины вспыхнула перед глазами картина: Глеб, скрюченный, холодный и бледный, лежит в позе эмбриона и обнимает переливающуюся лампочками гирлянду.
– Так ты…? Не понимаю…
– Подговорил коллегу прислать сообщение.
– Зачем?
– Чтобы проверить, заревнуешь ты или нет.
– И как? Заревновала?
– Тебе как будто по барабану. Пришлось выдумать паштет. Натаха, правда, чуть нас не спалила. Решила, что она актриса больших и малых театров. Но ты же его выкинула в конце концов.