Сказки о юных моряках Русского Флота. Шепот Юнг: Заветы Петра Великого - страница 5

Его сокровищем был не медальон, а потёртый альбом в кожаном переплёте – подарок отца. На первой странице было написано: «Видеть сердцем».

«КАРТА ТУМАНА»

Однажды, в густой белый туман, окутавший Кронштадт непроницаемой пеленой, случилось чудо. Учебный барк «Надежда» должен был выйти на учение, но видимость была нулевой. Даже сигнальные огни тонули в молоке. Капитан нервно ходил по мостику. Корабль был слеп.

И тут Савва, сердце которого билось в ритме невидимого, но ощущаемого мира, вытащил свой альбом. Он вспомнил всю красоту гавани, изученную до мельчайших деталей в сотнях набросков:

– Точный изгиб набережной у Голландской кухни.

– Выступ батареи «Князь Меншиков».

– Приметную мачту маяка на Толбухине, едва видную в дымке.

– Ритм волн у входа в Купеческую гавань26.

Он начал рисовать. Не то, что видел (ничего!), а то, что знал и чувствовал. Его рука, ведомая памятью сердца и сотнями зарисовок, выводила на бумаге точную, хоть и схематичную карту невидимой гавани с ориентирами, понятными только моряку-художнику. Он подбежал к капитану:

– Господин капитан! Разрешите! Вот… карта тумана! По ней можно идти! Смотрите: здесь мы, здесь – мыс, здесь – бакен, который должен быть…

Капитан, готовый на всё, взглянул на странный рисунок. Линии были уверенными, ориентиры – узнаваемыми для знающего гавань. Это была не навигационная карта, а гимн любви к месту, воплощенный в линиях. Рискнув, капитан стал отдавать команды, сверяясь с «картой сердца» Саввы.

И «Надежда», как призрак, бесшумно и точно прошла сквозь белую мглу, выйдя на чистую воду для учений. Когда туман рассеялся, открыв знакомые очертания, капитан молча положил тяжелую руку на плечо Саввы:

– Вижу, юнга… Пётр Великий не только карты чертил. Он Кронштадт задумал – красоту несокрушимую. Твои глаза – твой компас. Держи курс!

ЭПИЛОГ

Савелий Чистяков стал знаменитым маринистом, летописцем русского флота. Его картины – «Кронштадтский рассвет», «Фрегаты на Балтике», «Туман над фортом»27 – висели в каютах адмиралов и вдохновляли моряков.

Но свой самый первый альбом он хранил как зеницу ока, а на мольберте всегда стоял маленький этюд – строгий профиль Петра I, словно возникающий из утреннего тумана над Невой.

А в стенах Кронштадтского училища на занятиях по навигации и истории флота рассказывали легенду о двух первых юнгах: