– Калифорния, – ответил я. – Там каждый третий говорит на испанском.
Он вздохнул, сообщил, что учил испанский в школе, но почти все забыл, и после недолгой паузы добавил вполголоса:
– Мы прибыли в страну идиотов.
А потом, чуть громче, добавил:
– Семнадцать лет назад этот остров стал свободным, независимым от империалистов, но с этого года и еще тысячу лет, под страхом ареста, все местные идиоты обязаны быть счастливыми.
И тут, весьма некстати, появился капитан. Было непонятно, откуда он взялся, как будто соткался из влажного воздуха. Двигался он торжественно, как человек, который привык быть важным. Три продольные полоски на погонах и все его пуговицы сверкали в свете ламп. У плаката он замедлил шаг, вытянулся и отдал ему честь, словно приветствовал древний тотем, чья власть простиралась за пределы человеческого понимания. Он уже собирался идти дальше, когда из очереди вынырнул наш старик и что-то зашептал ему, указывая на дантиста. Капитан, не меняя торжественного выражения лица, направился к нам, коснулся плеча Дантиста и жестом велел ему следовать за ним. Сделав шаг, он остановился, посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, потом повернулся к старику, но тот медленно покачал головой, и капитан, коротко кивнув, повел Дантиста прочь, удерживая его за рукав.
– Он арестован? – спросил я, когда старик снова встал рядом.
– Пока проверка, – ответил он по-английски. Равнодушно, как если бы говорил о погоде.
Меня удивило его английское произношение – четкое, точное.
– Вы хорошо говорите по-английски, – заметил я.
– Тут не все идиоты, – отозвался он. – Интеллект людей описывается распределением Гаусса. Как здесь, так и у вас в Калифорнии.
– Вы математик?
Старик пожал плечами.
– Вы задаете слишком много вопросов, – сказал он. – Если вы приехали сюда отдыхать, думайте об отдыхе. Это не ваша страна и не ваши проблемы.
Пока он говорил, его голос становился глубже, спина выпрямлялась, а плечи расправлялись так, словно он внезапно вырос. Он уже не казался щуплым стариком – передо мной стоял человек с тяжелым взглядом, с тем же выражением, что у Правителя на плакате.
Я почувствовал, как вокруг меня сгущается воздух, как будто взгляд этого человека надавил мне на грудь. Дышать стало тяжелее, ладони намокли, а кожу на лице словно покалывали невидимые иглы. Мне вдруг отчаянно захотелось выйти из очереди и вернуться в самолет. Я еле дождался, когда пограничник махнул мне рукой, приглашая подойти к его будке.