– Девочка моя! Где ты пропадала? – закричал ей обрадованный отец.
– Ах, папа! – бросилась она ему на шею. – Как было весело, как чудесно! Я… – Она вдруг смолкла, взяла отца за руку и потянула в сторону. – Лучше я одному тебе скажу, папочка, а то няня всегда говорит, что я лгу, а лгать, ты знаешь, очень стыдно! – надув губки, сказала Майя. – Послушай!
Она заставила отца нагнуться к себе и прошептала ему на ухо:
– Мы летали!
– Что?!. – изумленно воскликнул Ринарди.
Майя повторила еще более явственным шепотом:
– Мы ле-та-ли!
– Кто?!. Неужели ты и Кассиний?
Девочка громко расхохоталась.
– Что ты, папа, бог с тобой!.. Кассиний такой большой, серьезный, важный! Нет, он только смотрел на нас. Правда, когда надо было мне с Селией подниматься, он немножко прикрыл нас собою, чтоб няня не увидала меня в воздухе и не испугалась… Но только поначалу! Едва мы очутились между ветвями деревьев, няня уж не могла догадаться, что надо поднять голову, а не искать меня в кустах! – смеясь, рассказывала девочка, увлекая отца в кабинет, подальше от чужого слуха.
Там она взгромоздилась, по обыкновению, ему на колена в его прадедовском кресле и с увлечением продолжала рассказывать, как хорошо летать – носиться в воздухе легко и свободно по ветру, рядом с облаками, парить над землей, глядя вниз на деревушки, города и бедных людей, таких черных, маленьких, как муравьи… Ринарди слушал как во сне.
– Дитя мое! – наконец очнулся он. – Уверена ли ты в том, что говоришь? Не уснула ли ты в лесу и не привиделось ли тебе все это?
– Ну вот и ты, папа, не веришь мне! – горестно вскричала Майя. – Ах! Что же мне делать?.. Неужели и тебе нельзя рассказывать?!
– О нет! Нет, дитя мое. Рассказывай мне все, что с тобою случается. Я верю тебе! Прости меня, милая. Ты ведь понимаешь, что трудно привыкнуть…
– Да! Я знаю, что люди – рабы своих духовно неразвитых чувств, – вздохнула Майя.
– Рабы чего? – изумился профессор.
– Своих неразвитых чувств! – повторил ребенок совершенно осознанно. – Так всегда говорит Кассиний.
«Господи! Что выйдет из этой девочки через десять лет?» – с невольным страхом подумал отец.
– Няня никогда не видала Селии? – спросил он.
– Нет-нет! – обиженным голосом решительно отвечала Майя. – Ни Селии, ни Кассиния! Разве она может?.. Ведь у нее нет всех глаз; она, как и другие люди, ничего не видит. Ни моих друзей, ни того, кого они за собой спрячут, вот как меня сегодня закрыл Кассиний. Ничего, ничего решительно такого не видят, кроме простых твердых вещей, которые можно взять в руки. – И Майя презрительно потыкала пальчиком в стол, в стулья. – Ты, папочка, гораздо больше видишь! – убежденно прибавила она. – Кассиний говорит, что это у нас семейное: что мама была такая же, как я, и что ты сам, когда был маленький, многое мог видеть… только забыл!