– Много лет назад, в детстве, – ответила Киёми.
– Поэзия Басё волнует мне душу. – Учитель поднес руки ближе к Ай. – Надо ли отпустить нашего друга?
– Хай, – ответила Ай. – Она была нашей самой блестящей гостьей.
Господин Кондо просиял:
– Как ты узнала, что эта бабочка – она, а не он? Она тебе это на ушко шепнула?
– Она нежная, как девочка. А мальчишки – это кузнечики и пауки.
– Ты тонко умеешь наблюдать жизнь, малышка, – усмехнулся господин Кондо. – Ну, лети!
Он поднял раскрытые ладони, и бабочка взмыла, трепеща крыльями, в сияние заката.
Киёми протянула к Ай руку. Когда тонкие, теплые пальчики дочери переплелись с ее пальцами, Киёми почувствовала, как поднимается в душе спокойная радость. Она снова поклонилась мудрому учителю.
– Аригато, Кондо-сэнсэй.
Он поклонился в ответ:
– Мне это в радость. Сайонара, Киёми-сан. Сайонара, Ай-тян.
Мать с дочерью двинулись домой в чернильной темноте. Пока не было американцев с их военной мощью, лампы и фонари бросали красные и желтые квадраты на улицы и переулки. Люди ходили в магазины ночью, потому что цены были ниже. На рынке рыбаки показывали, что осталось от улова, и резкий запах манил окрестных котов, мяукающих из темноты. Зеленщики продавали баклажаны, огурцы, картошку и корни лотоса. Торговцы демонстрировали обувь, мебель, одежду. Сейчас, в затемнении, ночь приносила непроницаемый мрак. И только летучие мыши шныряли в темном небе, ловя призрачных мошек. Шли домой рабочие фабрик и заводов, движения у них были медленные, машинальные.
– У тебя хороший был день в школе?
– Мы ходили на площадку для духовной практики.
У Киёми приподнялись брови:
– Вот как?
– Практиковались работать с деревянными мечами и копьями – на случай вторжения врага.
– Тебе это понравилось?
– Мальчишкам понравилось. А я бы лучше порисовала.
Киёми сжала руку дочери:
– Я тоже.
– Сегодня пролетал бомбардировщик, вы его видели?
– Хай. Я видела его.
– Американцы опять листовки сбросили. Один мальчик поднял одну, его забрали внутрь и больше не выпустили.
– Хорошо, что ты не так глупа, чтобы такое делать, – сказала Киёми, тут же вспомнив свое собственное неразумное поведение.
Когда они пришли домой, на западных горах лежала тонкая полоска солнечного света.
– Скорее бы в ванну, – сказала Киёми, открывая калитку. – Воняю, как дохлая рыба, гниющая на солнце.