– Отрадно, что теперь я, по крайней мере, знаю, в чем мое преступление, – сказала она. – Я, разумеется, согрешила по неведению, ибо, признаюсь, и не думала отдавать ей визиты, но даже если б и собиралась, все равно не догадалась бы, что с ними нельзя затягивать.
– Прости, что перебиваю, – вмешалась миссис Харрел, – визиты всегда следует отдавать на третий день.
– Тогда у меня есть безусловное оправдание, ведь я точно помню, что на третий день она была у нас.
– О, это неважно. Ты все равно должна была зайти к ней или прислать билет.
Началась увертюра, и Сесилия прекратила разговор. Давали «Артаксеркса» [9]. Сесилия была знакома с этой любопытной драмой, и это лишь умножало удовольствие, получаемое ею от музыки. Но восхищалась отнюдь не она одна. Девушка не могла не заметить у одной из кулис пожилого господина, лица которого не было видно. Музыка всецело поглотила его.
По окончании репетиции у ложи миссис Харрел собрались ее знакомые джентльмены, и оказалось, что увлеченный слушатель был тот самый старик, странное поведение которого так удивило Сесилию в доме мистера Монктона. Желая узнать о нем побольше, она принялась снова расспрашивать окружающих, но тут появился капитан Эресби. Подойдя к мисс Беверли с самодовольнейшей улыбкой, он шепотом выразил надежду, что видит ее в добром здравии, а затем заявил:
– Лондон словно вымер! Убийственно! Полагаю, вас сейчас осаждает не слишком большое общество?
– О, времена бездумья и разврата! – внезапно раздался голос со стороны. – О, прислужники праздности и роскоши! Что еще придумаете себе на погибель!
Все замолчали, только миссис Харрел невозмутимо произнесла:
– Боже, опять этот мизантроп!
– Мизантроп? – с удивлением повторила Сесилия, обнаружившая, что голос этот принадлежал человеку, возбудившему ее любопытство. – Вот как его называют?
– Его все называют по-разному, – объяснил мистер Монктон. – Друзья – моралистом, девицы – безумцем, щеголи macaroni [10] – занудой. Короче говоря, награждают любыми именами, кроме настоящего.
– О, сирые и убогие! – вновь загремел неизвестный. – Придите и посмотрите на распущенность богачей! Узнайте, как расточаются деньги, на которые вы могли бы купить одежду и еду!
– Этого сумасброда, – сказал капитан, – не худо бы запереть. Он вечно обрушивается на меня. Я взял за правило замолкать, как только его замечаю.