Образовались вотчины-уделы. Завоевав Киев, а сам оставшись на прежнем месте у себя во Владимире, Андрей в корне подсек старый порядок перехода столов согласно «родовой лествице». На Юге этот порядок еще держится некоторое время, но в Суздальской области ему не стало более места. Территория распадается здесь на отдельные княжества, одно от другого независимые; каждое из них превращается в личное достояние князя, становится его вотчиной, то есть частной собственностью, которая переходит от отца к сыну, как отцовское наследие.
Раньше наследовали брат после брата, племянник после дяди, причем ни один князь не мог сказать: «Это моя земля, я располагаю ею, как хочу»: князь был только временным, не всегда даже пожизненным ее владельцем и правителем. Теперь это частная собственность князя, который передает кому захочет, брату или сыну, даже жене или дочери.
Две собственности, два хозяйства – это два мира, два отдельных замкнутых круга, и сколько возникло хозяйств, столько же образовалось и обособленных отдельных кругов-миров, иными словами, уделов. Таких уделов на Юге не могло быть, потому что там не было «хозяйств», княжества не составляли там частной собственности, у княжеского рода там все было общее, все были дети одного отца, внуки одного деда. «Мы не венгры и не ляхи, но потомки одного предка, и отказаться от Киева не можем», – говорят Олеговичи Мономаховичам. Любое княжество, будь это крупное: Киевское, Черниговское, или мелкое: Туровское, Торопецкое, все равно понималось как часть одного целого, связанная с другой частью узами кровного родства.
Вот почему удельный период начинается на Севере, со времени Всеволода III, не раньше; к периоду киевскому выражение это неприложимо. Летопись наша вовсе не знает слова «удел»; впервые выражение это встречается в половине XIV в. (договор сыновей Ивана Калиты). На Юге северному «уделу» соответствовали иные выражения: «стол», «волость»: такой-то князь сел на столе отца своего; такого-то князя лишили его волости.
В Суздальском крае общественный и политический порядок сложился иной, чем на Юге. Из этого нового порядка, как из зерна, выросло позже единодержавие и самодержавие московских государей.