Но особенно вошел он в милость к царю, когда, вполне игнорируя желания своих соплеменников, – обещал царю платить двойную, сравнительно с предложенной другими, цену за откуп всех имеющих поступить из Финикии, Самарии и Иудеи доходов и вместе с тем отсылать в Александрию конфискованное имущество всех осужденных за оскорбление величества. Таким образом, все дело было поручено ему, a другие искатели, более богатые и влиятельные, относившиеся к нему ранее с насмешкою со стыдом вернулись домой. С двумя тысячами человек пехоты и необходимыми денежными средствами, которые он собрал посредством займов, он удаляется, показывает Аскалонии и Скифополисе, двух населенных язычниками городах, несколько грозных примеров, дюжинами осуждая на казнь протестующих вельмож и, понятно, к великой радости царя, отсылая их имущество в Александрию. Несмотря на то, однако, что ему нужно было платить необыкновенно большую сумму Птоломею и, кроме того, поддерживать благосклонность двора подношениями разного рода, он успевает накопить огромное состояние. Вероятно, в это время среди еврейского народа слова «мытарь» и «грешник» сделались синонимами. Для полноты характеристики этого Иосифа не лишен интереса и следующий рассказ. Однажды он был со своим братом в Александрии. Этот брат имел при себе свою взрослую дочь и желал выдать ее замуж за какого-нибудь видного александрийского еврея. Однажды во время пира Иосиф увидел за столом красивую танцовщицу и поведал своему брату, что он влюблен в нее. Он попросил брата доставить ему эту язычницу, но в тоже время держать это дело в тайне, потому что еврею запрещено было прикасаться к не еврейке. Тогда брат переодевает свою дочь и отдает Иосифу. От этой связи произошел самый достойный сын Иосифа Гиркан, который сначала нравился ему своей ловкостью, благодаря которой он сумел стать в Александрии популярным; но эта популярность стоила отцу слишком много денег, и он прогнал сына, который потом скитался по Перее, где он, наконец, вблизи древнего Хесбона построил себе сильную крепость из белого камня. Впрочем, эти последние события падают уже на более позднее время.
После своей победы при Рафии над Антиохом Великим (217) Птоломей Филопатор вступил победителем в Иерусалим. Здесь он принес в храме жертву, как это сделал уже его предшественник Эвергет. Возможно, что его влекло только любопытство; возможно и то, что слишком дружеский прием сирийского царя со стороны евреев сделал его равнодушным к горестным крикам их священнослужителей; быть может, наконец, им руководило простое желание показать себя стоявшим выше первосвященника. Как бы то ни было, он вошел внутрь храма, но сейчас же был вынесен оттуда оглушенный и разбитый. О том, как он отомстил евреям, мы имеем лишь вполне легендарное сказание.