– Вот только не надо делать вид, что у вас ко мне нет вопросов, – сказал я, заметив, как Виталик гордо поднял голову и снял панаму, чтобы пригладить волосы.
– Отсутствие у нас к вам вопросов – не ваша заслуга, а наша недоработка.
– Косите под Дзержинского? – переспросил я.
Виталик изменил фразу Феликса Эдмундовича про судимость на свой лад. Вариант Дзержинского звучал круче.
– Почему бы и нет.
Максим Евгеньевич появился рядом с нами и протянул мне руку. Я пожал её, хоть и сомневался в искренности приветствия Римакова.
– Спасибо, что хоть вы живы и относительно здоровы. Будет с кого спросить, – сказал Евгеньевич.
– Когда вопросы появятся? – уточнил я.
И вновь эти двое улыбнулись, будто с ними шутки шутят.
– Само собой. Нам нужно поговорить в тихом месте, где никто нам не помешает и ничего не услышит, – предложил Римаков и показал на… вертолёт.
Идеальное место для переговоров! Не слышно ни шиша! Ещё и распределились по вертолётам довольно странно.
Разведчики летели с Холодовым в одном Ми-8, а мы с двумя «конторскими» в другом. Когда взлетели с аэродрома, Виталик подошёл к кабине экипажа и прикрыл её. Сам же он сел на откидное сиденье рядом с выходом и внимательно смотрел на меня. Мы же с Максимом Евгеньевичем начали обсуждать, что произошло в пустыне.
Наш разговор действительно никто бы не услышал. Мы сами едва себя слышали, поскольку шум в грузовой кабине не предполагает возможность активных переговоров. Это больше похоже на разговор двух глухих.
Я довёл всю хронологию сегодняшнего утра, уделив особое внимание встречи с наёмниками и поведению Евича. Называл имя Патрика и попытался описать его внешность. Но у Максима Евгеньевича вопросы появились сразу, как я закончил доклад.
– А почему тогда Андрей Вячеславович в эфир передал, что вы его собираетесь сбить? Не вяжется это с планом человека уйти за границу. Просто бы сбил вас и всё, – спросил Римаков.
– Я не могу думать как Евич. Возможно, почувствовал, что мне удастся навязать ему бой и успеть доложить. Вот и решил доложить первым…
Максим Евгеньевич подозвал Виталика и начал ему громко говорить на ухо. При этом Римаков прикрыл ладонью лицо, чтобы я не видел шевеления его губ. И тут «шифруются».
Пару минут Казанов его выслушивал, а затем начал и сам говорить. Да такое, что у Римакова глаза на лоб полезли.