Инсоленс. Пустая из Кадора - страница 30

Шрифт
Интервал


Книга всё ещё в моей руке. Держу её аккуратно, как что-то священное. Или проклятое – не решила. И только после этого позволяю себе разогнуться. Вдохнуть по-настоящему. Словно до этого дышала в маске – чужой, плотной, со вкусом металла и притворства.

Оборачиваюсь и взгляд падает на зеркало. Подхожу к нему ближе. Медленно. Словно от этого зависит результат. Как будто подойду резко и отражение отступит, скроется, разобьётся. Но оно не исчезает. Оно… я.

Длинные, тёмно-каштановые волосы падают на плечи мягкими волнами, но сбились, спутались. Кожа светлая, с розоватым оттенком, подчёркивает усталость под глазами. Губы – сжаты, будто всё это время я не позволяла себе выдохнуть. Платье, ещё недавно элегантное, кроваво-красное, с открытыми плечами, теперь выдает то, через что я прошла: в нескольких местах ткань порвана, на подоле – следы пыли, а на боку – тёмное пятно, будто от падения.

– Ну что, Волевская, – тихо говорю в отражение. Голос звучит хрипло. – Добро пожаловать в новый сезон собственного сериала. Героиня: ты. Против всех.

Отражение не отвечает. Оно просто смотрит. И, возможно, в нём мелькает тот самый взгляд, с которым Виктор смотрел на меня, склоняясь над досье в полутёмной комнате: «Смотри в суть. Не в реакцию. Не в обёртку. В суть.»

Сейчас – суть в том, что я здесь. Живая. В чужом мире, с поддельной историей. Но со своей головой. И с книгой, которую, чёрт возьми, я переведу.

Медленно открываю первую страницу. И тут же – не по своей воле – проваливаюсь в память.

Перед глазами – отец. Высокий, с тёплым, чуть усталым взглядом и мягкой улыбкой, которую он приберегал только для меня. С тех пор, как ушла мама, он стал всем. Моя стена. Моя опора. Мой дом.

Он учил меня итальянскому. Мы устраивали настоящие дуэли за обедом – он говорил одно, я отвечала на другом, и каждый раз, когда я ошибалась, он хмыкал и терпеливо поправлял. Иногда нарочно. Чтобы я злилась. Чтобы снова пробовала. Чтобы не сдавалась.

Он мечтал о Флоренции. «Мы уедем туда, Анна. Будем пить кофе на террасе, смотреть на город с холма, где дышал сам Микеланджело. Будем гулять, пока ноги не откажутся идти, пока солнце не спрячется за старые крыши.» Он показывал мне альбомы, читал книги, пытался научить меня рисовать. Получалось ужасно. Мы смеялись.

Эта мечта была нашей. И смыслом. И утешением.