Смотрю на врача. Он что-то говорит мне, я отвечаю. Кажется, здороваюсь, киваю на вопросы о цикле, самочувствии, но смысл слов слишком сложен для меня. Дежурные фразы вылетают сами собой, без моего участия, а потом слышу то, чего больше всего боялась.
– ЭКО, будем пробовать ЭКО. Вы слышите меня, Полина? – беспокоится врач.
Киваю, но в это раз осознанно. Пробую дышать, но получается ерунда какая-то, выдыхаю, а набрать воздуха в легкие не получается. Пустота, звенящая пустота внутри, она занимает все пространство, каждый уголок, так что даже свежий воздух не может проникнуть туда.
– Пробуем один короткий протокол, на блокаде, – продолжает врач.
– А если не получится? – перебиваю я.
– Полина, давайте мыслить позитивно.
– А все-таки… вдруг? – снова перебиваю я мотивирующую речь репродуктолога.
– С учетом диагнозов не вижу смысла тянуть. Эндометриоз будет прогрессировать. Гистология после выскабливания, честно скажу, мне не нравится. Не стоит материнство такого риска, Полина. Есть суррогатные матери, усыновление, в конце концов…
Он осекается, понимая, что перешел черту в отношениях врача и пациента. Снимает очки и трет глаза ладонями.
– Это мой вам совет – не как врача, а как человека. Жизнь многогранна. Подумайте и о себе, пожалуйста. Поговорите с мужем.
– Я поговорю, – произношу, с трудом шевеля губами.
Рука скользит по белоснежной поверхности стола и падает на колени. Сжимаю сумочку, пытаясь выстоять в борьбе с оглушительной новостью. Медленно встаю и собираюсь уходить.
– Карта! Возьмите. – Врач протягивает мне набор бесполезных бумажек.
Наблюдаю, как в мою руку вкладывают увесистую папку, машинально прощаюсь и покидаю кабинет клиники. Лучшая репродуктивная клиника в городе – да что там в городе! – сюда рвутся пациенты со всей области и даже из ближайших городов. Вот и я рвалась год назад. Начиталась отзывов и разной литературы и поверила, что мне непременно здесь помогут.
Нет, клиника действительно оказалась прекрасной, врачи внимательные. У меня нет к ним вопросов. Просто так получилось, что мое женское здоровье уже не подлежит реанимации.
Иду по коридору, не обращая внимания ни на что. «Я сильная, справлюсь», – в очередной раз говорю себе, но вот беда: тело словно чужое. Передвигаю ноги в попытке дойти до ближайшего ряда кресел у стены, а когда дохожу, падаю без сил на одно из пластиковых сидений. «Хорошо, хоть в коридорах нет ничего белого», – почему-то мелькает в голове.