Заготавливали на зиму квашеную капусту, солили огурцы, помидоры; морковь и свеклу держали в песке. Но всё это кончалось в марте. Самыми трудными месяцами были март и апрель.
Мария Павловна не только отказалась отдавать детей, но свою жизнь отказалась устроить. На ней предлагал жениться председатель колхоза. Его жена умерла. У него тоже были дети. Он несколько раз провожал её и предлагал нас всех усыновить. Правильно ли поступила она? На этот вопрос ответила история. Она сохранила семью. Мы все остались дружными до пожилого возраста. У каждого сложилась семья. Но мы не пропали, как предполагал один из сотрудников НКВД. Мы все получили высшее образование, хотя уже в зрелом возрасте, и были полезны своей Родине, как она над нами не издевалась.
Но началась война. Фронт приближался к нашему селу. Шла эвакуация колхозов. Увозили самое ценное. Колхозную библиотеку оставили и предложили жителям разобрать книги по домам. Первыми на это откликнулись мы, ребята. Я выбрал самую большую книгу в черном переплете с лощеной бумагой. Еле домой дотащил. Это оказалось полное собрание трагедий Шекспира. Мне их читали сёстры. На всю жизнь запомнил две фразы: «Она меня за муки полюбила, а я её за состраданье к ним», «Ты на ночь молилась, Дездемона?».
Старший брат Коля ушел с лошадьми в эвакуацию. Нас осталось четверо. При отступлении наши войска через село не шли, но ехала техника колхозов, гнали скот. Поломанную технику бросали. Сёстры принесли с брошенных тракторов два ведра керосина и постави- ли там, где у нас стояла бадья с водой. Это был жаркий август. Я ходил в другой конец села за щенком. Во время жары мы окна закрывали, чтобы было в доме прохладно. Я захотел пить, вошел в избу, было темно и я кружкой набрал керосина и выпил. С криком я выбежал из избы, никто ничего понять не может, что случилось. Бабушка вошла в избу, и поняла. Сильно пожег желудок. Врачей нет. Как лечить, никто не знает. Вошли немцы. Я уже лежал без движения. На дворе для меня делали тень, и сёстры поочередно сидели возле меня. Все соседи знали, что я безнадежен. У нас стояла немецкая кухня, по-армейски хоанзод.
Немцы на меня лежащего посматривали, один подошел, ощупал мой живот, а он весь вздулся и был синий, и сказал: «Капут». А через три дома стояли офицеры, соседка, у которой они стояли, пришла к нам и говорит бабушке, что у неё живут врачи и говорят по-русски. Бабушка пошла к ним (маме бабушка не разрешала выходить на дому). Она им про меня всё рассказала, и врач дал какие-то таблетки и баночку меда. Сестры разводили теплой водой мед и этой водой я запивал таблетки. Мне стало легче. Я мог хоть что-то пить. Но таблетки кончились, а врач куда-то уехал. Мне стало опять плохо. Но вскоре соседка передала, что врач приехал. Бабушка пошла и принесла ещё таблетки и мед. Так я выжил. Но был настолько слаб, что пришлось заново учиться ходить.