– Ну и хаос мы здесь развели!
Действительно, комната сейчас выглядит так, словно было совершено ограбление или хозяйка готовится к переезду. Дверцы шкафа открыты, вещи брошены на них, на стол, диван, кресла, пакеты и коробки.
– Это точно. Зато потом какие будут простор и свобода. Давно нужно было разобраться со всем этим старьем, – Оливия резко замолкает. Коробка перед ней открыта.
– Что там такое? – подхожу, но она резко встает, закрывает собой коробку.
– Сентиментальные глупости, давай оставим на потом. Хочу сначала разобрать остальное, – это выглядит странно, но я соглашаюсь. Мы разбираем старые лыжные костюмы, винтажные платья, потертые сумки, сувенирные статуэтки, посуду и журналы. Иногда среди вещей попадаются резко отличающиеся по стилю –забытые прежними квартирантами.
– Я собирала их перед тем, как вселить нового жильца. Вдруг среди них есть что-то важное, что хозяева захотят вернуть? А потом как-то забывала выкинуть.
– А здесь что? – открываю небольшую обувную коробку. – Пластинки?! Оливия, у вас есть патефон?
– Да, в правом ящике, – она перешагивает мешок со старой одеждой и достает темно-коричневый потертый чемодан. Отодвигает стопку журналов на угол стола и ставит его там, открывает. Это и есть патефон.
– Давай что-нибудь, – продолжает она возиться с устройством. Вытягиваю верхнюю пластинку и отношу ей. Смотрю как бережно устанавливает пластинку, крутит ручку, затем наклоняется и ставит иголку на какую-то особую точку, которая не отличается от других. Сначала слышно лишь легкое потрескивание. Затем едва слышно, медленно играет пара нот. Замираю, прислушиваясь. Постепенно мелодия нарастает, становится ярче и вместе с тем нежнее. Саксофон! Не американский тягучий джаз, а легкие, мелодичные переливы. Оливия стоит, прикрыв глаза. Закрываю свои. Какая чудесная мелодия.
Какое-то время мы не двигаемся, околдованные ею. Потом начинается другая композиция, более быстрая, тоже саксофон, но под аккомпанемент фортепиано. И комната будто бы преображается – вместо старья я вижу историю. Реликвии, уникальные по своей сути. Становится жаль отпускать каждую из них. Если он не нужны Оливии, может, забрать себе? Ведь ничего подобного тому, что вижу здесь, я не найду больше нигде и никогда.
– Жан Мари Лонде кс, – читаю карандашную пометку на уголке картонки, в которой лежала пластинка.