Настасья кивнула – будто знала, что вопрос прозвучит.
– Потому что однажды, когда я лечила сына боярина, он меня… ударил. Не сильно. Но… в глазах у него была такая скука. Он зевнул, когда я кричала.
Жбан молчал.
– И я решила, что лучше лечить тех, кто боится умереть, чем тех, кто даже боли не боится.
– Это… сильно.
– А ты?
– Я? У меня был… уютный офис. Серый. Без запахов. Я даже не знал, где находится выход.
– И теперь ты знаешь, где вход. В Песочню.
– Не факт, что там будет Wi-Fi.
– А ты всё ещё надеешься поймать сеть?
– Нет. Но я надеюсь поймать смысл.
На опушке, возле гнилого пня, сидел человек.
В сером. Весь заросший. С глазами, как два прошлогодних гриба.
– Кто вы? – крикнул Жбан.
– Те, кто не спрашивают, дольше живут, – ответил старик.
Голос был… слишком внятным. Как будто намеренно театральным.
– Мы ищем Песочню, – сказал Игорь, подходя ближе.
Настасья держала нож. KPI – затаилась.
– Тогда вы ошиблись. Её никто не ищет. Она сама находит.
– А ты кто?
– Кто-то, кто видел, как хан плачет, и как свинья побеждает генерала.
Жбан сжал губы.
– Ты… знаешь, кто я?
Старик поднял палец.
– Я знаю, кто ты станешь, если доживёшь до утра.
Потому что сегодня ночью ты увидишь, что значит «бесконтрольная система».
– Ты пугаешь?
– Я напоминаю: даже те, кто строят лестницу вверх, иногда копают себе яму.
Он исчез в лесу. Будто растаял. Только запах остался – горький, как сожжённая статистика.
– Это кто был? – прошептала Настасья.
– Я… боюсь, что это был юзер, вернувшийся с продакшена.
– Что?
– Неважно. Просто… идём. Пока Песочня не нашла нас первой.
Деревня стояла, как след от пальца на тёплой чашке. Тихая, сероватая, будто выцветшая.
– Песочня… – протянула Настасья. – Где-то я слышала, что в ней часы идут задом наперёд.
– А тут, по-моему, всё идёт задом наперёд, – пробормотал Игорь.
Они въехали в деревню. Никто не встретил. Ни собак, ни детей. Только двое стариков, которые на вопрос “Куда идти?” одновременно сказали:
– Вчера туда, завтра туда. Сегодня – стой.
– Спасибо, Яндекс.Карта, – буркнул Жбан.
KPI хрюкнула. Потом фыркнула. Потом вдруг замолчала.
– Это плохо, – прошептала Настасья. – Она чувствует ложь.
На центральной площади, где обычно были торговцы, висели… птицы.
Просто висели. На верёвках. Без движения. Без зловещего смысла. Просто… как экспонаты.
– Я не понимаю, – сказал он.